Евгений Витальевич МИРОНОВ: в жизни я не актёр
Народному артисту России, художественному руководителю Государственного театра Наций 29 ноября 2016 года исполнилось 50 лет. Десятки ролей на сцене и в кино, полная самоотдача, ни одного выходного...
Он искренне удивляется, когда слышит, что у кого-то бывают выходные. Ведь сам давно живет так, словно в сутках не 24, а все 76 часов. Ведь надо успеть и дать интервью, и сняться для модного журнала, и сыграть спектакль, и много что еще. А уж про отпуск он помнит разве что на сцене.
«Я не помню... Честно говоря, не помню. Это проблема. Это неправильная вещь. Надо, но у меня никак не получается, потому что я последний в очереди на выходной», - говорит Евгений Миронов.
Он часто вспоминает, как саратовским студентом приехал в Москву проситься в ученики к самому Табакову. Как две недели жил на вокзале - мастер и слышать не хотел хоть и о земляке, но слишком самонадеянном. Но судьбу решило одно испытание: Табаков попросил Миронова подпрыгнуть до потолка. И он, собрав все силы, сделал, как потом выяснится, невозможное. С тех пор каждой новой ролью он словно вновь и вновь пробивает головой свой потолок.
Изломанную судьбу Ивана Карамазова он нарисовал лишь по одной известной черте — одно плечо выше другого. А сколько боли и страданий кроется за, казалось бы, акцентом бывшего кавказского пленника.
Он специально учился боксировать и фехтовать, а чтобы сыграть уголовника, Евгений Миронов общался с махровым вором — его привезли к нему домой прямо из колонии.
На съемках фильма «Утомленные солнцем-2: Предстояние», когда смертельно раненый старлей Изюмов покончил с собой, не сработало оружие. Но Миронов прожил тогда эту ситуацию до конца.
Кстати, именно во время этих съемок Евгений Миронов ощутил всю тяжесть своей ноши — быть и актером, и руководителем целого предприятия, Театра Наций.
«И вдруг мне звонят и говорят: лампы кончились! Как лампы кончились?! Я вошел в кадр, у меня были глаза, как лампы! И этих мелочей — каждый день... Меня они убивали просто! Я спать перестал», - рассказывает Евгений Миронов.
Впрочем, Евгений Миронов всегда живет будущими ролями. В кино он играет Алексея Леонова, первого человека в открытом космосе. Под впечатлением от героизма космонавтов актер даже слетал на Байконур проводить экипаж.
«Впервые у меня в жизни такие ощущения! Я видел этих ребят. Мы их проводили до корабля, пожали руки им... Для меня это, конечно, полубоги! Я понимаю, что каждый полет - это подвиг для всех, и в том числе, конечно, для космонавтов», - говорит он.
А в театре Миронов, закрывшись от всех, репетирует сложнейшую роль. За 130 лет она почти никому не удавалась. Пропитаться духом первой пьесы Чехова «Иванов» труппа даже ездила в Мелихово, усадьбу писателя. А между репетициями, как обычно, еще миллион других дел. Ведь он не представляет себе, как можно хотя бы минуту ничего не делать.
В кино
ИНТЕРВЬЮ с Евгением МИРОНОВЫМ в предверии премьеры фильма Елены Хазановой "Синдром Петрушки"
Евгений Миронов
- Евгений, на экраны выходит фильм "Синдром Петрушки". Это уже не первый ваш фильм по книге Дины Рубиной.
- Да, я уже снимался в картине "На Верхней Масловке". Мне очень нравится Дина Рубина. В "Синдроме Петрушки" она написала правду про артистов, про весь ужас их жизни, про эгоцентризм жуткий, когда, даже несмотря на любовь, они всё подчиняют себе, своей воле, своей миссии, которую якобы представляют.
- Как вы сами спасаетесь от эгоцентризма?
- Делюсь им с другими. Я понимаю, что мне никуда от него не деться, но я эгоцентризм пытаюсь обхитрить, чтобы остаться человеком. Например, на каком-то этапе я почувствовал, что забуксовал и мне не хватает знаний о современном искусстве - так появился фестиваль "Территория". Появился не только для меня, но и для других, поскольку это фестиваль-школа, и к нам приезжают учиться со всей страны.
- В фильме "Синдром Петрушки" в главных ролях - вы и Чулпан Хаматова. Вы с ней давние партнеры и в театре, и в кино. Были новые открытия в этой совместной работе?
- Да. У нас была сексуальная сцена. До сих пор мы никогда не снимались вместе в откровенных сценах. А тут как-то упустили этот момент, когда читали сценарий. И вот мы, глядя друг на друга, покраснели: "Что? Как?!" Знаете, за кулисами артисты постоянно переодеваются, кто-то в трусах, кто-то еще как-то, все это происходит в рабочем режиме. Знаем мы друг друга досконально, уже ничто не секрет, и сложно играть в такой ситуации. Но мы выкрутились, придумали игровой момент: мой герой, он же артист-кукольник, сделал такого крабика, который ползет по героине, и вот так они переходят к откровенной сцене.
Чулпан Хаматова и Евгений Миронов в фильме "Синдром Петрушки"
- У вас в театре очень демократичная атмосфера, при этом в вас чувствуется строгий руководитель. Как удается балансировать?
- Понадобилось время, чтобы разобраться, как найти этот баланс между демократией и автократией. Без жесткой дисциплины, даже без страха, невозможно построить дело, просто на любви оно не поедет. А с другой стороны, для творчества необходимо расслабление. Когда я выступаю в качестве артиста, мне важно, чтобы ко мне не относились как к худруку или как к вершителю судеб, и для этого мне даже делать ничего не надо - я сам ноль, с новым режиссером я ученик стопроцентный. Иногда даже худший, у меня может ничего не получаться, такое тоже бывало: в последней постановке "Сказок Пушкина" Уилсона я был худшим учеником, никак не мог схватить этот стиль. Но когда в театре возникают проблемы, особенно технические, я включаю начальника: могу и кричать, и - очень редко - увольнять.
- Вам уютно все время быть центровой фигурой? Привыкли к этому состоянию?
- Изначально я непригоден для этой деятельности. Привык ли к этому? Нет, иногда во сне я вижу себя свободным артистом. Захотел - поехал куда-нибудь. Я вот сейчас уговариваю актеров в январе остаться поработать. У нас же нет своей труппы, и они уезжают на острова загорать, на лыжах кататься... А театр должен зарабатывать деньги. Я думаю: что же это такое, вот был бы просто артистом - горя бы не знал...
- Тоже поехали бы загорать?
- Ну, у меня такого не было, это я пока мечтаю.
Несмотря на то, что Дина Рубина, по мнению Миронова, очень точно отобразила внутренний мир актера, есть еще один нюанс: актер-кукольник всегда остается в тени. Евгений Миронов в роли кукольника в фильме "Синдром Петрушки"
- Что дает силы осенним утром встать и пойти на работу?
- Не знаю... (Задумывается.) Вот увидел недавно снег на зеленых листьях и подумал, как это прекрасно. Мне даже не приходит в голову, что на улице склизко, гадко, а в это время, скажем, где-то в Баварии солнце. Я все время в потоке дел. Каждый день что-то происходит. Бывает, конечно, переизбыток событий - и тогда я выжат.
- И что вы делаете в такой ситуации?
- Лежу. И даже книжку в руки не могу взять, и почту открыть не могу. Просто лежу.
- Но вам при этом хорошо или плохо?
- Никак, просто надо перезагрузиться. Выбивает пробки.
- Вы понимаете, куда движетесь в жизни, глобально?
- Недавно прочитал "Молитву" Экзюпери. "Господи, научи меня искусству маленьких шагов..." Это известная молитва, она мне очень близка по духу. Я делаю свои маленькие шаги - как сороконожка, которая не может думать, какой ногой ей делать шаг... Куда-то иду, а куда именно, мне уже поздно разбираться. Я в школе был спринтером, хорошо бегал на короткие дистанции. А на длинные не выдерживал, поэтому я, наверное, никогда не смог бы быть режиссером, особенно кинорежиссером: создание фильма - очень длительный процесс. Как продюсер я сейчас в этом участвую: у меня есть маленькая компания "Третий Рим", которая сняла, кстати, и "Синдром Петрушки", и фильм No comment (режиссер - Артем Темников. - Ред.). И вот сейчас мы снимаем вместе с Тимуром Бекмамбетовым фильм про выход Алексея Леонова в космос, называется "Время первых". Я выступаю и продюсером, и исполнителем
роли Леонова.
- Сначала "Космос как предчувствие", затем мультфильмы про "Белку и Стрелку", в которых вы озвучивали персонажа, теперь вот "Время первых". Ощущаете влияние космоса на жизнь?
- Да, ощущаю. Когда я говорил с Алексеем Архиповичем Леоновым, понял, что он изменился после возвращения, у него появилось другое ощущение жизни. Приоткрылась тайна - что там, за той жизнью, где нам привычно. Там какие-то другие законы. Я думаю, каждый человек, особенно мужчина, должен выйти в космос. Это такое преодоление себя... Был момент, когда Олег Павлович Табаков не отпускал меня играть у Петера Штайна в "Орестее". Тогда мой саратовский педагог Валентина Александровна Ермакова сказала мне: "Женя, ты должен сделать прыжок в космос". То есть сделать невозможное. В этом смысле космос всю жизнь со мной.
Евгений Миронов в фильме "Синдром Петрушки"
МНЕНИЕ ЕВГЕНИЯ МИРОНОВА ...
О культуре
Включаешь телевизор, смотришь передачу какую-нибудь замечательную - про композитора Софию Губайдулину или про Аркадия Райкина, 100-летие которого недавно отметила страна, и думаешь: какие это великие имена, высочайший уровень культуры! В то время они были востребованы - на Райкина невозможно было попасть. А сейчас мы заказываем (под «мы» я имею в виду миллионы телезрителей) совершенно другую музыку. Ужасную, низкопробную, которая потакает каким-то низменным инстинктам. Как этому противостоять? Говорить, критиковать? Бессмысленно! Противостоять - это значит что-то делать. Даже если уже не хватает здоровья и силы брать неоткуда.
О Театре Наций
Глава театра... А ведь это было совершенно не моё - руководить. Не помню, чтобы я был заводилой компании и уж тем более кем-то командовал. Говорят: вот у него свой театр! А вы бы пришли сюда в тот момент, когда я с прорабом разговаривал. У меня было ощущение, что я играю пятерых Гамлетов, - по эмоциям, по нервам. Ну чему тут завидовать-то?
Об «Идиоте»
Начиная работу над ролью князя Мышкина в фильме Владимира Бортко, я в тысячный раз прочитал первые строчки романа. Там было написано, что Мышкин - худенький молодой человек... Год пришлось сидеть на диете. И, когда у меня в конце концов остался один нос, режиссёр говорит: «Прибавь килограммов, потому что, когда смотрю на тебя, обращаю внимание только на нос!» Я долго искал ключ к роли и вдруг понял, что князь Мышкин - он светится! У меня потом много ролей было - и Гришка Отрепьев в «Борисе Годунове», и Гамлет, и Бумбараш. Но все эти роли стали Мышкиными. Я ничего не смог с собой сделать. Он настолько зашёл в кровь и в голову, что пришлось его просто выдавливать из себя. Такой он оказался сильный парень.
Об учёбе
Когда из Саратова на учёбу в Москву собирался, я знал, куда еду: к Табакову. Видел по телевизору, как он с артистами разговаривал, и понял: я должен быть в этом театре, учиться у него на курсе. Приехал, стою с чемоданом, жду у входа Олега Павловича. Думаю: «Ну, первое время смогу пожить у него. А потом что-нибудь дадут: квартиру, общежитие. Мне всё равно что - я же искусством приехал заниматься!» От такой наглости, говорят, горы раздвигаются. Конечно, Олег Павлович меня не поселил у себя дома. И я прошёл сложный процесс попадания на курс, потому что педагоги меня отфутболивали. Один сказал: поезжай в Саратов, вернёшься через полгода. Но не тут-то было! Я смог убедить Олега Павловича и был принят в Школу-студию МХАТ. Как артист, я себя изучаю каждый раз. Короче, я ученик - вот что я понял. Я и сейчас учусь.
О преподавании
Вспоминаю, как мы учились у Табакова. Что его заставляло после спектакля, когда он только что отыграл тяжёлую роль, ехать в подвал в «Табакерку» и с нами репетировать? А мы ещё позволяли себе ругаться, спорить. Не могу представить, что я после «Калигулы» куда-нибудь поеду. И всё же: если я так выстрою свою жизнь, что смогу посвятить время преподаванию, - возьмусь. Уже возраст такой - поделиться хочется.
О двух Мироновых
Я очень любил Андрея Миронова и никогда не хотел быть похожим на него. Потому что это невозможно. Это же был человек-фейерверк. Но мне в голову не приходило, что у меня такая же фамилия. Мне-то казалось, что и так ясно: я другой Миронов. Правда, в студенческие годы я этим фамильным сходством пользовался. В общежитии со служебного телефона разрешали звонить только детям актёров. И - мне! Я сначала не понимал, за что такое счастье. Пока бабушка-вахтёрша как-то не сказала: «Ты не бойся, мы же всё понимаем. Ты - внебрачный сын Миронова. Похож-то как!» Вахтёрши меня жалели: что столичная звезда в Саратове «наследила».
О силе сцены
Есть в театре закон странный: нельзя останавливать спектакль, даже если у тебя кто-то умирает. Я играл спектакль в день похорон моего папы. Это было очень тяжело. Геройский поступок, никому не нужный. Но на сцене ты о боли - и душевной, и физической - забываешь. Мы играли спектакль «Калигула» в уникальном месте - под Римом, на античной вилле Адриана, которой много тысяч лет. Я выходил на сцену со сломанной коленкой. Но вспоминал о ней только в антракте. Потому что она резко начинала ныть, как зубная боль. А на сцене ничего этого нет!
О Смоктуновском
Меня сравнивают с Иннокентием Смоктуновским. Мне это странно. Потому что прекрасно понимаю - мне далеко ещё до уровня Иннокентия Михайловича. Но мне действительно предлагают те роли, которые играл он: Гамлет, Иудушка Головлёв, князь Мышкин. Но мой Иудушка - он другой. Он - муха. Думал, что всю жизнь Богу служит, а оказывается - навозу. И в этом весь ужас: что можно знать все заповеди и при этом делать страшные вещи.
О семье
Профессия моей мамы, по большому счёту, - мама. Сколько она в нас с Оксаной, моей сестрой, вкладывала! Мама стимулировала не столько мои актёрские способности, сколько человеческие качества. Сперва я учился в музыкальной школе, в классе аккордеона. Я ненавидел его. Просил: «Мам, я хочу на фортепиано!» А она говорила: «Женя, ты что? Мы живём в маленьком городке. Если что, будешь зарабатывать на свадьбах - это же хлеб!» Потом своё умение я использовал единственный раз в жизни - в фильме «Анкор, ещё анкор!» Петра Тодоровского играл на аккордеоне. Такая вот история!