— Армен Сергеевич, группе «Крематорий» в этом году исполняется 30 лет. Группа тогда и сейчас – это разные истории? Что-то сохранилось с тех времен, когда вы начинали?

— Конечно, многое изменилось, даже я изменился. Если взять меня совсем молодым, то я был почти как юный маркиз де Сад: и увлечения, и образ жизни были очень хиповые. Мы были очень амбициозные, и я никогда не думал, что в результате стану таким – некурящим, практически непьющим и почти вегетарианцем. Конечно, сейчас я пишу другую музыку, потому что, когда меняешься изнутри, меняется и окружающий мир. А я  поменялся очень сильно. Например, раньше меня интересовали путешествия, чтобы картинки мелькали, как в калейдоскопе, а сейчас, наоборот, более интересно созерцание, причем долгое. Сейчас у нас вышел новый альбом, «Чемодан Президента» — он как раз и зафиксировал вот это мое сегодняшнее состояние. Не то чтобы это было какое-то новое  мировоззрение, а, скорее, настроение. Собственно говоря, по альбомам можно определить, как оно менялось.

  — Как Вы себя чувствуете в этом новом состоянии «детокса»?

—  Думаю, пора бежать к психиатру.

— Почему?

— Странно, что я как-то так, совсем изменился. Это доставляет мне удовольствие, но я иногда не могу это совместить с рок-н-роллом. Такое ощущение, что происходит раздвоение личности: вы становитесь каким-то другим только на сцене, потому что начинаете жить в том мире, который создали. Вы, как экскурсовод, начинаете показывать экспозиции прошлого и будущего, а потом все заканчивается. То есть, мы с группой пришли к форме некоего спектакля, когда актер приходит, перевоплощается, отыгрывает представление, а потом надевает шубу, шапку и направляется жить.

— Если я Вас правильно поняла, то раньше в жизни и на сцене Вы были одинаковым, безбашенным лидером рок-группы, а сейчас на сцене Вы играете роль рокера, а в жизни Вы совсем другой?

— Да, Вы правильно сформулировали. Так все и происходит.

 — Скажите, а чем были спровоцированы такие радикальные изменения в жизни?

— Сначала у меня стала возникать очень острая восприимчивость к запахам, особенно к запаху табака. После длительных гастролей его невозможно было вытравить из одежды. Если раньше я курил сам, где хотел, то сейчас меня раздражают люди, которые курят рядом со мной, особенно те мамаши, которые любят курить при своих собственных детях. Я не мучился – я затушил сигарету и после этого некоторое время курил еще сигары, пытаясь найти какой-то аромат табака, смысл в этом процессе, но понял, что его просто не существует, и полностью отказался от курения без душевных страданий.

Потом, как только я отказался от курения, это сразу же отразилось на алкоголе. Я не заставляю себя, нет.  Мне кажется, что это происходит легко только тогда, когда ты осознаешь, что делаешь. Бесполезно «бросать ради бросания», но можно отказаться от чего-то ради себя.

 — Как Ваше окружение, друзья восприняли такой отказ от алкоголя, курения? У Вас не было проблем с тем, как и в какой компании проводить досуг?

— Я, честно говоря, уже устал от того круга друзей, где алкоголь стал преобладающей силой. Если раньше мы встречались, и выпивка была сопровождением приятного разговора, то в какой-то момент это превратилось в убойную силу, когда после третьего-четвертого бокала люди просто падали. И никакого интереса такая «дружба» уже не вызывает.

Но это не значит, что я совсем отказался от алкоголя. У нас в райдере всегда была прописана водка, потому что, на наш взгляд, это самый чистый напиток. Мы устали от виски, от этих всех текил и джинов. И вчера мы тоже с ребятами выпили по чуть-чуть, по 50 г, но продолжать не стали. Просто нет желания доводить себя до «убитого» состояния. Но зато я с удовольствием пью вино. Мне нравятся вина определенных сортов, в основном, красные, из Нового Света, и при этом чувствую себя прекрасно, у меня нет похмелья, и я получаю удовольствие от напитка. Теперь я понимаю, почему виноделию несколько тысяч лет. Важно ощущать вкус напитка, а не кривиться, стараясь быстрее закусить.

 — Вы боитесь терять друзей? Если возникает такая ситуация по жизни, когда Вы понимаете, что тот человек, с которым Вы шли, допустим, 10-15 лет, уже Вам не близок, ваши пути в какой-то точке расходятся — Вы легко расстаетесь с ним?

— У меня есть друзья, которые никуда не денутся. Они  как были со мной, так и есть, и даже не было такой ситуации,  которая могла бы нас разлучить. А что касается друзей-собутыльников…Они приходили, уходили… Самое страшное, когда друзья, к которым ты относишься достаточно тепло, вдруг становятся алкоголиками. Иногда родители отказывались от них, а я пытался найти врачей, устраивал их на лечение, многие до сих пор живут, потому что в свое время я смог их уговорить лечь в больницу.

А что касается музыкантов, то здесь, напротив: да, мы – коллеги-профессионалы, мы зарабатываем этим на жизнь, поэтому здесь первоначально должны быть профессиональные отношения, которые могут продолжаться, пока мы интересны друг другу. А когда понимаешь, что ты написал музыку, а музыканты не могут ее сыграть, поскольку превратились в рабов собственных штампов, — то приходится с людьми расставаться. У нас это было несколько раз. Были четыре периода, когда в группе происходила полная «смена караула».

 — Расскажите про друзей, которые сопровождают Вас всю жизнь, – какие они?

— У меня есть несколько друзей, с которыми, может быть, мы не так часто сейчас встречаемся, но иногда вы не можете рассказать о каких-то вещах своей женщине, детям, и в такой момент важно, чтобы был человек, с которым вы можете поделиться самым сокровенным. Когда у вас вдруг возникают мизантропические настроения, скажем, вы не можете жить в этом городе, в Москве… Мне звонят мои приятельницы, друзья и говорят со мной. Я понимаю, почему они мне звонят – потому что это очень сложно объяснить другим. Нужно вместе вырасти, понять, что это такое – твое  Катманду, как это Катманду изменилось, и тогда становится понятно, почему они хотят уехать в Таиланд, на Гоа, и не возвращаться больше сюда. Почему их раздражают  плюющие и сморкающиеся люди на улицах, подростки с пивом, грызущие семечки. Все это в результате переходит в некую душевную травму, потому что вы живете в городе, который вы когда-то любили, и вдруг вы понимаете, что здесь жить уже невозможно, вас что-то раздражает. Чтобы не ходить к психотерапевту, лучше пойти к собственному лучшему другу и с ним за бутылочкой обо всем поговорить. Это помогает. То есть вы находите некую родственную душу. Вряд ли вы найдете ее у психотерапевта или у человека, который недавно с вами познакомился.

 — Скажите, какое место в жизни у Вас занимает семья?

— У меня было несколько семей, я несколько раз был женат, и все отношения с дамами строятся, конечно, через детей. Я рад, что у меня есть дети, которые действительно меняют смысл жизни. Если я без этого обернулся бы назад, то мне было бы тяжело, конечно. Мои жены – это девушки, которые изменили меня, которые действительно стали мне очень близки и от которых есть дети. Это очень важно – иметь вот такой набор.

Последняя моя семья – гражданская, и мы пока не планируем детей. Нам хватает того, что у нас уже есть. Мы просто наслаждаемся друг другом и жизнью.

 — Какое место в жизни для Вас занимает любимая женщина? Она включена в общий список вместе с друзьями и работой, или это совсем отдельная история?

— Нет, они никак не связаны. Я недавно прочитал, что на Марс лететь очень опасно, потому что это, во-первых, очень долго; во-вторых, в замкнутом пространстве могут возникнуть огромные психические проблемы, вплоть до смертоубийства. И я подумал: «С кем бы я полетел?» Конечно, я бы выбрал любимую женщину. С ней можно помолчать. Она не действует на нервы. А когда я начинаю какие-то разговоры, то они носят не агрессивный характер. Это очень важно.

— Какую женщину Вы сейчас выбираете? Помимо того, чтобы она не действовала Вам на нервы, что Вы ждете от нее?

— Естественно, нужен какой-то определенный интеллектуальный уровень, который позволяет вам жить, совмещать секс и просто бытие. Вот это самое главное – найти правильный баланс.

 — Армен Сергеевич, Вы отец четверых детей. Разница в возрасте между уже взрослым сыном и младшей дочерью – 13 лет. Вы можете сравнить себя как отца тогда, с первенцем, и сейчас?

— Для дочерей я, наверное, лучший отец, чем для сына, потому что я, честно говоря, не очень активно участвовал в его воспитании. Он блестяще закончил школу –  с медалью, сам поступил в институт. С самого начала у него была определенная самостоятельность, которой у меня в детстве не было. А я ему не мешал.

Я сыну совершенно не помогал ничем, кроме как советом. Он сам добился всего в жизни. Я думаю, что это правильно. Сейчас и дочь моя устроилась на работу. Я, конечно, мог позвонить своим друзьям, знакомым, чтобы устроить ее на работу юристом, но она сама написала резюме, поступила на работу. Это сейчас очень ценно. Мне кажется, нужно с самого начала воспитывать детей таким образом, чтобы они пробивались в жизни самостоятельно. Мы не можем их опекать всю жизнь, у них должно быть нечто капиталистическое внутри, хотя в бы в небольшой степени, потому что общество сейчас такое. Желательно, чтобы они думали своими мозгами. Как только вы начинаете гладить их по головке, стелить им дорожку, то тут же начинается расслабон. В принципе, потом они будут об этом очень сильно жалеть.

Самое главное, чтобы ребенок был воспитан правильно.

— Что для Вас правильное воспитание?

—  Есть совершенно глупая фраза: «в этой жизни нужно попробовать всё». Не нужно пробовать всё, потому что в химической таблице элементов есть многое из того, что пробовать нельзя. Вы же никогда не будете пробовать дерьмо – потому что и так понятно, что это такое. То же самое относится и к наркотикам. Очень много примеров в жизни было, когда мои очень хорошие приятели, достаточно умные люди, превращались в кратчайшее время практически в растения. Самое главное – уберечь детей вот от этого.

— Вы очень многое в жизни попробовали, увидели, испытали… Вам свойственно сожаление? Не думаете  — «эх, если бы я тогда знал»?

— Это, в основном, касается отношений между людьми. Что касается профессии, я не думаю, что я что-то изменил бы. Это был очень насыщенный путь, получилось так, что мы в несвободном обществе все-таки нашли некую свободу. А вот отношения с людьми – да, как правило, было… Те обиды, которые я когда-то кому-то наносил,  — это все было сделано по глупости. Иногда кажется, что всегда будешь ходить по этой земле, что можешь изображать из себя Наполеона, что ты способен подавлять людей просто потому, что у тебя есть то, чего нет у них. Нужно обязательно иметь какой-то стоп-кран, иначе это все превращается в снобизм. Мне кажется, что это была самая главная моя ошибка: никогда нельзя смотреть на людей свысока.

— Я знаю, что Вы пишете картины. Раньше в интервью Вы говорили, что никому не покажете свои работы, это только для себя и самых близких, а сейчас они доступны для просмотра в интернете, у Вас была персональная выставка, вышел альбом с репродукциями. Как Вы относитесь к себе как к художнику? Какое место живопись занимает в вашей жизни?

— Все, что касается рисования, возникло под влиянием друзей-художников. С музыкантами дружить очень сложно, а с писателями, художниками у меня получалось всегда очень легко. И я, естественно, проводил очень много времени в мастерских. Мы выпивали, иногда рисовали вместе, веселились, как могли. Поэтому рисовать я начал естественно и легко. Это то же самое, что попасть в другую языковую среду: через некоторое время начинаешь говорить на этом языке, может, не особо грамотно, но тебя понимают. То же самое было и с живописью. Мои приятели сказали: «Давай сделаем твою выставку». Посмеявшись немножко, говорю: «Пожалуйста, только так, инкогнито. Представляйте мои работы на худсовет, если они пройдут – то я согласен».

Худсовет одобрил и отобрал картины, и две недели в Доме Художника на Крымском валу проходила выставка. Это было крайне смешно, потому что я действительно не отношусь к живописи серьезно. Это хобби. Чтобы не заниматься постоянно музыкой, нужно на что-то отвлекаться. Это то же самое, как собирание открывалок и дегустация вин. Хотя на той выставке была книжка отзывов, и я до сих пор благодарен заслуженным и народным художникам, которые оставляли в ней очень трепетные записи.

Я потом понял: хорошо, если это имеет право на существование, я никого не пытаюсь ни в чем убедить, но вы можете это посмотреть. Я не претендую на роль художника, а просто считаю, что могу попытаться изобразить свое настроение — как в музыке с помощью нот, так и с помощью кисти на холсте. Просто настроение. Но не смотрите внимательно, как я кладу мазок. Самое главное, если вы видите образ, чувствуете настроение этой картины ­– это самое главное, что я вам хотел донести, и всё, на этом жирная точка. Я иногда сейчас рисую, но это просто продолжение каких-то музыкальных мыслей, которые я абсолютно не способен изобразить в песне. Просто в любом песенном жанре необходим язык, а язык живописи универсален, он понятен абсолютно всем людям, независимо от национальности, расовой принадлежности и языка, на котором они говорят.

— Вы всю жизнь занимаетесь музыкой. Насколько сейчас это для Вас профессия, насколько – творчество?

— После того, как я поэкспериментировал над компьютерами и издал несколько альбомов, которые были «отклонением в сторону», я понял, что не стоит пытаться что-то делать, если нет идеи. Я иногда слушаю наших музыкантов, которые выпускают ежегодно, а иногда и по два-три альбома в год, и мне непонятно, что они хотят сказать. Это высосанные из пальца вещи, выпущенные для того, чтобы создать информационный повод. Я считаю, что для творчества очень важно научиться терпеливо ждать, пока придет идея. У нас было шесть долгих лет, пока не получился «Амстердам». Но я получил за «Амстердам» грамоту и награду «за лучший альбом 2008 года». Я подождал еще некоторое время, когда появились идеи, и получился «Чемодан Президента».

Я считаю, что ожидание необходимо, особенно для человека, который очень долго находится в творчестве. Нужно время, для того чтобы осознать свое место, и ни в коем случае не опираться на старые песни. Не наступать на те же самые грабли, не заниматься автоплагиатом. Это очень сложно, но это единственно правильный путь в творчестве. Если получится, я, конечно, хотел бы вернуться к музыке как к хобби, и давать концерты только тогда, когда я сам этого хочу, ни в коем случае не превращать их в гастрольные туры.

Сейчас с ужасом смотрю на 30-летие и на список городов, куда мне придется поехать. Все промоутеры говорят: «Давайте сделаем 17 концертов по стране. Давайте по Сибири 30 концертов». После третьего или четвертого концерта вы уже мало что соображаете и не можете играть этот спектакль. Все затерто, замылено, вы просто, как робот, выходите и что-то поете. Я хотел бы, чтобы музыка опять стала хобби. Но для этого нужно где-нибудь добыть слитков 20 золота, и больше ни о чем не думать.

— Что Вы чувствуете перед концертом? Волнуетесь перед выходом на сцену?

— Нет, я не волнуюсь. Самое главное, самое страшное – это ожидание. Любой музыкант настроен на концерт, как ракета перед стартом, и чем дольше этот старт, тем ему тяжелее. И сам полет должен быть молниеносным. Необходимо ощущать комфорт на сцене – всё, тогда уже вы действительно находите волну, на которой проходит весь концерт.

 — У «Крематория» есть блок песен, на которые зал реагирует всегда: «Безобразная Эльза», «Катманду», «Маленькая девочка»… Как Вы составляете программу выступления? Ведь у Вас есть новый материал, новые песни, а публика каждый раз кричит: «“Кошку” давай!» Бывают ли у Вас выступления, состоящие только из новых песен?

— З это нас могут так и побить. Ведь если я пришел на  Rolling Stones или на Маккартни – на старые группы, я хотел бы услышать то, что у меня в голове засело на всю жизнь. Поэтому «классику» в программу включать надо, потому что это, в первую очередь, уважение к публике.  Второе — то обстоятельство, что песни живут так долго. Поэтому как автор, как Наполеон, у которого есть войско, вы с большой симпатией и уважением относитесь к старой гвардии, потому что они для вас слишком много сделали. Они открыли много дверей, вы должны к ним относиться с уважением. Хотя я прекрасно понимаю, что я раб этих песен.

Знаете, если вы написали Yesterday, вы будете мучиться всю жизнь. Может быть, так и было бы правильно – каждый раз выдавать что-то новое, и старое просто быстро забывалось бы. Но, если песни живут сами по себе, то вы не можете им мешать. С другой стороны, правильно, если у вас появляется что-то новое и эта старая гвардия постепенно пополняется. Очень важно, если вы с годами можете создать еще что-то новое – значит, творчество существует. Если этого нет, то тогда группа Eagles.

- Еще в декабрьском интервью вы говорили, что не знаете, когда и каким будет новый альбом, что вы в поиске. В чем была основная проблема?

- Мы быстро записали альбом, но до этого были три революционных месяца. Я понял, что не могу работать с музыкантами, играющими в группе – это абсолютно бесполезно. Сколько ни пытался – мы даже делали черновые записи – все получалось рафинировано. Для того, чтобы воплотить идею, которую я вложил в новый альбом, нужна была "свежая кровь", поэтому пришлось сменить состав. Так, в "Крематории" появился новый скрипач и гитаристы.

Что касается самой лирики, то параллельно я написал три песни, благодаря которым "паззл сложился". Я не ожидал, что альбом родится так быстро. Как правило, это длится годами. И когда картина в голове нарисовалась, осталось подобрать нужные краски. Все было смешано и нанесено на полотно. Крайне приятно было работать с музыкантами в студии, я давно не испытывал такого удовлетворения.

Когда играешь концерт трезвым, получаешь удовольствие, которое можно получить, скажем, от хорошего секса. Музыкальный оргазм наступает еще после того, как на свет появляется новая песня. Само "вынашивание детеныша" продолжается достаточно долго, но последние "роды" у нас прошли удачно, быстро и без проблем для отца.

- Сейчас в группе играют молодые музыканты. Не было ли страха потерять старый "Крематорий"? У молодежи, как правило, своя точка зрения на все.

- В самом начале были сложности, но потом все получилось. Нужно было создать нечто цельное – армию. И, уверяю вас, пять человек, которые играют в группе, действительно армия. Они могут побеждать в любых сражениях. Нельзя действовать по одному. Если кисть сжать в кулак, но один палец разогнуть, после нанесения удара он будет сломан. Чтобы этого не случилось, пришлось поменять состав. Это было самым правильным решением, хотя и сложным. Люди часто живут вместе по привычке: раньше была любовь, а теперь они просто делят жилплощадь, тянут лямку ради детей, но нужно уметь принимать трудные решения. Лучше быть свободным в одиночестве, чем тюремным заключенным вдвоем, втроем, впятером… самое главное – сбросить оковы, а это дорогого стоит.

- Можно сказать, что с этим альбомом, с новым составом начинается новый этап в жизни "Крематория"?

- Нет, мы просто взяли еще одну вершину. Был такой гениальный фильм у Быкова - "В бой идут одни старики". Там есть эпизод, когда летчик наконец-то победил в воздушном бою, сбил самолет, вернулся на аэродром, и техник спрашивает: "Сколько звезд рисовать?". "Да тут пока одного собьешь – замучаешься". Этот альбом стал для нас вершиной, на которую мы наконец-то поднялись. И сейчас не задумываемся над тем, что будет дальше. Даст бог, появится новый альбом, нет – и этого достаточно. И так - героический поступок.

Не хочется теребить струны без идеи. Это главная ошибка наших музыкантов, штампующих в эйфории альбомы, которые отличаются в большинстве случаев названием и обложкой. На мой взгляд, такой подход к творчеству - это самоубийство. Лучше промолчать, если сказать нечего. Придет время, появится мысль - появится и альбом.

- Не боитесь повторения ситуации с "Амстердамом"? Я помню, когда вышел альбом, старые поклонники группы ругались, что "не то".

- С "Амстердамом" все получилось правильно. Да, мы потеряли "крематорских" любителей, которые воспитывались на "Коме", на "Живых и мертвых" и даже на "Зомби", но, с другой стороны, прибавилась новая аудитория.

Если совершаешь новаторские движения, должен быть готов к тому, что это кому-то не понравится. Самое главное для меня – результат. Если сумел создать хорошую качественную картину, то не важно, как смешивались краски. С "Амстердамом" у "Крематория" появились фанаты, которые поделили творчество группы на "до" и "после". С публикой, принявшей 14-ый номерной, мне гораздо интереснее разговаривать. Она способна воспринимать новое, идти дальше вместе с группой, открывать новые двери.

Мы любим открывать новые двери в этой жизни. Главное – не испугаться и не убежать, оказавшись перед очередной дверью. Нужно отбросить страх, вскормленный неуверенностью, вставить в замочную скважину ключ, открыть дверь и войти внутрь. Каждый альбом – это новая реальность, которая находится за каждой такой дверью.

- Вы неоднократно сетовали, что в России нет бренда в рок-музыке, который дотягивал бы до европейского уровня. И тут смена коллектива, несколько иное звучание… дальше – Европа?

- Мы приблизились к Европе в 2006 году, когда выпустили альбом "Китайский танк" (первый сольный альбом Армена Григоряна и группы "3’ Ангел" – ред.). У нас был заключен договор с иностранной выпускающей компанией и до какого-то момента нас все устраивало. Некоторые песни я даже пел по-английски. В качестве куратора выступал мой приятель, который долгое время прожил в США. Он мне говорил, что я неправильно произношу слово can't и американцы будут надо мной смеяться.

Позже, когда мы дописали песни и должны были заключить контракт на издание альбома, выяснилось, что авторские права на все композиции будут принадлежать не нам, а выпускающей компании. Они сказали, что все группы-дебютанты должны подписывать такой контракт. А так как песни были переводными, и мы собирались продолжать петь на русском языке, группа могла потерять все – музыка-то по контракту также переставала нам принадлежать. Я отказался.

Мы могли найти тропу, сделать шаг, но в какой-то момент поняли, что это нахрен никому не нужно. Там мы были бы среднестатистической группой, но серьезный прорыв вряд ли бы произошёл. Как говорил один мой афроамериканский приятель, который учился в университете имени Патриса Лумумбы (сейчас, кстати, президент Уганды): "Мой папа работает королем". Я хотел работать королем, и на меньшее был не согласен.

- 30 лет на сцене. Нет чувства усталости?

- Вы знаете, если бы мне раньше сказали, что рок-н-ролл может существовать в трезвом виде, я бы этому человеку набил морду сразу. А сейчас я выхожу на сцену и получаю огромное удовольствие от трезвого музицирования. Мы запретили плэйлисты. Играем то, что хочется сыграть в этот момент, многое зависит от настроения зрителей. Это божественное состояние, схожее с тем, когда эйдосы витают в воздухе и оказываются именно в твоей голове. Каждый концерт – это наше новое произведение: вчера был роман, сегодня - детектив, завтра – утопия… Каждый раз это плавание на корабле к Terra Incognita.

© РИА Новости. Виталий Безруких

Этот год для рок-группы "Крематорий" богат на события. Полгода назад вышел первый за пять лет альбом коллектива "Чемодан президента", записанный с абсолютно новым составом музыкантов, а в конце октября группа отправляется в тур в честь своего 30-летия, центральный концерт которого состоится в московском клубе "Известия Hall" 23 ноября. Лидер "Крематория" Армен Григорян рассказал в интервью РИА Новости о том, как группа зарождалась и почему все пришлось изменить, об отношении к музыке и поисках нового звучания, о потоках Ниагары и "улице мечты" с видом на Арарат, а также о будущем "Крематория" и оживших персонажах из его песен. Беседовала Ирина Гордон.

— "Крематорий" находится на пороге 30-летнего юбилея. Вы рассчитывали на то, что путь окажется таким долгим?

— Когда мы начинали, мы не представляли, что доживем до 30-летия. Вообще, было очень смешно, когда все это стало развиваться и приобрело такие масштабы, потому что было каким-то эпатажным студенческим явлением. Но иногда, видимо, когда вы относитесь к чему-то честно и не кривите душой, то это отдает вам что-то обратно. Поэтому не стоит играть с великими чувствами — если вы понимаете, что влюблены в музыку, нужно сделать так, чтобы быть искренне ей открытым и не пытаться с нее что-то поиметь. Только тогда возникает взаимная любовь. Для меня вот музыка оказалась значительно сложнее, чем я думал о ней раньше. На самом деле, это чудесная инстанция, куда меня просто кто-то запустил. И я рад, что туда попал, потому что это волшебство какое-то.

© РИА Новости. Виталий Безруких

— Многое изменилось в группе не то что за 30 лет, но даже за последние три года. Что такое "Крематорий" сейчас?

 

— У нас было три больших этапа в жизни, когда состав менялся. Первый период — андеграундный, акустический, алкогольно-студенческий, когда были друзья-собутыльники. Но в какой-то момент группа стала профессиональной. Вот эта группа просуществовала 20 лет в том же составе, в котором она возникла в 1986 году. Тогда были записаны основные альбомы, сыграно бесчисленное количество концертов и так далее. В какой-то момент мы выяснили, что живем в XXI веке и нужно применять новые технологии, нужно начинать работать с компьютером, нужно пытаться найти те звуки, которые существуют в мировой музыке, и пытаться их синтезировать. Как только начался этот поиск, вдруг выяснилось, что люди, очень хорошо считающие на логарифмической линейке, абсолютно беспомощно смотрят в компьютер, не понимая, что это. Они предлагали дальше работать на логарифмической линейке, потому что она уже знакома и ничего нового не нужно. Между тем после "Мифологии" прошло уже шесть лет, а мы все болтались без студийного движения. Соответственно, нужно было принимать решение. Мы полностью убрали группу, посадили за стол с одной стороны саунд-продюсера, а с другой — аранжировщика и стали сочинять на клавишах альбом "Амстердам". И вот когда он полностью сочинился, мы из вежливости позвали наших старых музыкантов, которые сыграли в трех песнях, а в других песнях сыграли абсолютно другие люди, которые не привнесли в музыку ни одной ноты. Это очень важно, потому что раньше мы давали какую-то свободу. Если мелодии писал я, то в некоторых местах в моем нотном листе было написано free, и каждый играл как хочет. А в "Амстердаме" все было выверено до последней ноты. И когда встал вопрос, что делать дальше, пришлось пожертвовать старыми музыкантами и взять в группу современных людей, которые могли бы воплощать на сцене то, что мы сделали в "Амстердаме", и даже попытаться сделать что-то еще. "Чемодан президента" как раз возник из этого состава. Мы искали людей, они менялись в группе, а сейчас все более-менее устаканилось. Это и позволило записать нам новый альбом. Но не могу сказать, что уверен полностью, что все укомплектовано на сто процентов. Возможно, кто-нибудь еще понадобится со стороны — все же зависит от того, какие приходят идеи и кто может их воплотить в жизнь.

— Вы разогнали старый состав и набрали молодых музыкантов. Сложно ли было находить общий язык с молодежью?

— С точки зрения техники никаких проблем не было, а вот с точки зрения эмоций — да, были. Я пытался сделать "Чемодан президента" живым альбомом. "Играйте живьем, как будто это аналоговая запись, как будто играете на концертах" — вот этого я хотел добиться. И в студии это было очень сложно. Тем не менее мы этого добились. Не было никаких метрономов, никаких компьютеров. Да, потребовалось больше времени. Как сказал мне ударник Андрей Ермолов: "Я был о себе немного лучшего мнения". Но все получилось и получилось достаточно органично. И вот я не знаю, что будет дальше. На сегодняшний день у меня нет никаких идей по поводу нового альбома. И я думаю, что это правильно, потому что когда вы выкладываетесь полностью, ничего не остается, а для того, чтобы сосуд снова наполнился, нужно время.

— Да, вы не изменяете себе — "Крематорий" всегда приходится ждать.

— Слушая некоторых наших музыкантов, которые выпускают чуть ли не по альбому в год, я понимаю, что каждый раз это одно и то же, хоть и с разным названием или обложкой. Но, в общем-то, никаких шагов вперед не происходит. Мы всегда старались сделать так, чтобы новый альбом не повторял то, что было раньше. С каждым годом найти что-то новое все сложнее, поскольку за спиной уже и так достаточно большой багаж.

 

© РИА Новости. Илья Питалев

Армен Григорян. Музыкальный фестиваль "Нашествие-2009"

— Сейчас в группе вы царь и бог: как скажете, так и будет. Не одиноко?

— В какой-то момент это было так, а сейчас — не совсем. Понимаете, если человек пишет музыку и текст, он уже представляет себе аранжировку. Если ты пишешь все сам, то в какой-то степени ты должен быть маленьким диктатором, этаким Франко. Иначе не получается. Если начинаешь отпускать вожжи, то получается анархия, а она ни к чему хорошему не приводит. Единственное, что нужно — позволить музыкантам отойти от некоторых штампов, которые непременно существуют внутри, и сделать что-то новое. Это вот приветствуется. Поэтому я считаю, что у любого музыканта должен быть свой собственный проект. У нас люди играют в западных командах этно или еще что-то — это важно, чтобы потом все это привнести в группу.

— Вы не боялись, что многие поклонники не поймут и не примут новый "Крематорий"?

— То же самое мне говорили, когда вышел альбом "Амстердам", и тогда я тоже не знал, что ответить. Да, конечно, прошел такой водораздел, который разъединил старых поклонников и новых. Любители "Безобразной Эльзы", "Маленькой девочки", "Зомби" и так далее отнеслись к "Амстердаму" достаточно холодно. Но со временем все стало сплетаться воедино. Сейчас на концертах, когда мы играем песни с "Амстердама" и "Чемодана", видим у сцены молодые лица, а когда играем вещи прошлых лет — в этом же зале активизируются "старички". Последний наш альбом о проблемах в обществе. Он сделан по принципу застолья, когда за столом сидят несколько приятелей и каждый из них рассказывает что-то — один говорит о неправильности устроения мира, второй — о проблемах в семье, третий — о нападении на него вервольфа. Каждый говорит о том, что сейчас витает в воздухе. И это без слов понимает молодое поколение, которое отказалось от зомбоящика и создает собственное мнение благодаря информации в интернете, где ее больше. С ними проще. А нашему поколению нужен конкретный рассказ, как, например, в "Безобразной Эльзе". На концерте мы должны удовлетворять абсолютно всех, так что сейчас мы как раз нашли золотую середину.

— Судя по всему, вы не скучаете по "Крематорию" прошлых лет?

— Это правда. Иногда оборачиваешься назад, но взгляд на прошлом не останавливается. То, что было сделано, было сделано в свое время совершенно неосознанно. Мы некоторые вещи делали, не понимая, что мы делаем. Но если до сих пор находятся в новом поколении люди, которым это нравится, которые дают старым песням новые трактовки, которые ты туда не закладывал, значит это уже сила песен. Значит, они прошли через время и пространство. Я вспоминаю крик редактора "Мелодии" Ольги Глушковой, которая услышала "Маленькую девочку": "Это не песня! В песне обязательно должен быть припев! Песни без припева не существует!". А рядом сидела Валентина Толкунова, которая согласно кивала: "Да-да, в песне припев необходим". Но эта песня живет до сих пор. То есть какие-то отходы от стандартов, от тупого сонграйтерства "куплет-припев-проигрыш" — это все происходило революционно, без всяких схем. И теперь уже не я играю эти песни, а они играют мной.

— Расставание с музыкантами, рядом с которыми вы были 15-20 лет бок о бок, стало болезненным?

— Конечно. С некоторыми из них удалось сохранить теплые отношения, некоторые поняли меня через некоторое время. С другой стороны, хочется быть добреньким-хорошеньким, но в какой-то момент нужно сделать шаг вперед, если хочешь развиваться. А для этого нужно менять окружающую среду. Я понял, что нельзя дальше играть с музыкантами, поскольку ничего нового с ними я уже не сделаю. А в душе у вас поток, требующий перемен. В этот момент приходит осознание, что единственный выход – это все разрушить, разрубить этот гордиев узел одним ударом, не выясняя отношений. Поймут — поймут, нет — нет. Иначе жизнь не интересна. Нужно заставить себя быть счастливым.

— Вам удалось стать счастливым?

— Да, удалось. Когда вы пять лет находились в поисках, а потом все получилось – это счастье. Это даже не только музыка. Из этого творческого ствола вырастают новые ветви — появилась архитектура, живопись. Я никогда не думал, что, нарисовав дом на бумажке, смогу воплотить его в реальности. Но так произошло. И это получилось только потому, что я освободился от сковывающих меня пут. Свободный выдох просто необходим, и вот тогда открываются новые двери. Некоторые боятся открыть эти двери, потому что непонятно, что ждет за ними – тогда получается группа "Машина времени".

— Кстати, к вопросу об архитектуре — нет опасности, что мы потеряем группу "Крематорий" и приобретем взамен нового архитектора?

— Нет, что вы?! Просто когда в детстве родители отвозили меня на дачу, я выдерживал там не больше двух-трех дней — мне нужен был город, его шум, его суета. Но, видимо, с возрастом пришло желание созерцать. Это началось в Америке, когда я вдруг понял, что нельзя взять и быстро пройти мимо Ниагары. Я часа два сидел и рассматривал ее, осознавая эту мощь — сто тонн воды обрушивается в одну секунду. Это же невероятно. Так же нужно смотреть на Килиманджаро, Арарат или Великий каньон. И тяга к созерцанию побудила меня найти красивое место в Армении с волшебным библейским пейзажем, которое оказалось в еще недостроенном поселке. Сначала я построил там дом, а потом решил выкупить всю улицу, где появились дома по моим проектам.

— То есть вам удалось построить улицу своей мечты?

— Точно, Love Street, как у Моррисона.

— Несмотря на то, что вы явно не хотите возвращаться к прошлому, позовете ли вы на празднование юбилея старых музыкантов?

— Да, мы хотим пригласить на московский концерт наших старых музыкантов. По крайней мере, основных. У нас их 50, так что всех позвать невозможно, но будут Андрей Сараев, Сергей Третьяков, Славик Бухаров, может быть, Владимир Бурхель. То есть те люди, которые внесли очень серьезный вклад. Что же касается этого концерта и всего тура, так уж исторически сложилось, что мы празднуем каждую пятилетку, поэтому и тут мы будем отмечать не столько 30-летие, сколько очередные пройденные пять лет. Соответственно, в это время мы играем в тех местах, в тех клубах, с которыми мы познакомились. И в этом году мы придумали такую историю, как чествование наших музыкантов. Вот, например, будем выступать в городе Торез Донецкой области, где родился наш звукорежиссер, в Виннице будет концерт, который мы посвятим нашему скрипачу, доедем до Севастополя, Алма-Аты и так далее.

© Фото: Rostislav (Slava) Smolin

Музыкант Армен Григорян. 2007 год

— Для каждой новой программы вы придумываете что-то необычное — то длинноногие девушки ходят по сцене, то модельеры для вас создают нереальные головные уборы. Что будет на этот раз?

— Мы придумали оживление персонажей наших песен. Появятся живые Эльза, Таня, Кондратий. Даже "Микроб Бондарчук" с последнего альбома — у нас несколько маленьких микробиков выйдут на сцену и будут петь арию микробов. Это будет некий спектакль, на котором запланирован специальный видеоряд. Раньше, когда мы пытались сделать какое-то наше видеопредставление песни, у нас было очень много проблем с поклонниками, которые говорили, что мы навязываем им свое видение песни, когда у нее очень много разных интерпретаций. Мы нашли психолога, которому поставили задачу сделать так, чтобы некая абстракция выдавала несколько восприятий песни. Мы с ним придумали некий алгоритм, который потом мы передали нашему другу Антону Поснову — киношнику, который это изобразил с помощью компьютера, иногда документальных кадров — то есть то, что психологически должно воздействовать на человека, но не перегружать его восприятие песни. Вот такая "загогулина", как говорил Ельцин.

— А шляпу сжигать будете?

— Постараюсь. Там, где не будут против пожарные, мы обязательно это сделаем. Будем надеяться, нигде проблем не будет.

— В одном из интервью вы говорили, что каждый концерт для вас — это новое произведение: роман, детектив, утопия. Каким вы видите юбилейный концерт?

— С тех пор, как появился "Амстердам", мы играем все концерты без плей-листа. Как правило, кладутся две бумажки с названием песен, чтобы я не забыл, но сама колода карт тасуется все время по-новому. Это, конечно, зависит от места проведения концерта, от зрителей, от их настроения, которое меняется от погоды, от континентов, где мы играем и так далее. По сути, можно назвать наши концерты неким спектаклем, где мы — актеры, играющие какие-то роли, но это — виртуальная пьеса без автора, поэтому мы не знаем, какой будет финал. Сами артисты тут определяют, что же будет в конце — комический, трагический или какой-то другой финал.

— Насколько длительным будет юбилейный тур?

— Мы ведем сейчас переговоры о гастролях в Америке, Канаде, Китае, Сингапуре и так далее. Стран очень много, но я очень плохо переношу длительные перелеты и преодоление часовых поясов, а особенно возвращение назад. Смена часовых поясов ужасно сказывается на сне. Существует некая фобия, которая не позволяет выезжать на дальние расстояния. Сейчас будет Украина, попробуем доехать до Израиля. Где-то до декабря будет такой круг, очерченный не столько географией, сколько этой фобией. А уж потом посмотрим.

— Вы уже решили, куда будет двигаться "Крематорий" после юбилейных гастролей?

— Не знаю, что будет с "Крематорием", но раскрою вам одну тайну. Я очень плохо запоминаю сны, но один сон мне запомнился настолько четко, насколько я четко сейчас вижу вас. Итак. Я не очень молод, но и не стар. Рядом сидит большая собака — сенбернар, по всей видимости. У нее на шее висит бочонок с коньяком. У меня зажженная сигара. Я качаюсь в шезлонге и смотрю на снега Килиманджаро. И эта картинка была очень яркой. И сейчас вдруг я обнаружил, что нахожусь примерно в этой ситуации, только вместо шезлонга у меня кресло, вместо собаки — кот, вместо конька — вино, курить я бросил, а вместо Килиманджаро — Арарат. Во всяком случае, ограничение своего жизненного пространства такими созерцательными моментами — это то, что мне сейчас очень нравится. Благо, что это лето я провел в Москве практически в качестве гастролера — приезжал и уезжал обратно в Армению. За это время я научился выращивать плющ, у меня прекрасно получается стричь газоны и я прекрасно играю в мини-гольф. И это времяпрепровождение мне очень нравится. Это счастливое состояние. Думаю, я и закончу эту жизнь как-то так — в кресле, глядя на горы.

— Звучит чудесно, только в этом рассказе я не увидела место группе "Крематорий"…

— Я вижу. На сегодняшний день я представляю, что этот ансамбль будет играть в свое удовольствие. И он будет так играть концерты, чтобы не превращать то, что мы называем искусством, в ремесло. Мы сделаем все, чтобы не устать от этой музыки. Может быть, будет меньше концертов, но обязательно, когда мы выходим на сцену, мы должны получать удовольствие. К тому же, когда вы приезжаете с площадки для гольфа, и испив хорошего вина, вы получаете абсолютно другое удовольствие от выхода на сцену, нежели колесив по городам без устали. А играть без удовольствия — это, как говорится, "пиво без водки — деньги на ветер".

БИОГРАФИЯ  Григоряна Армена Сергеевича
Родился 24 ноября 1960 года в Москве, в семье дипломата. Должен был родиться в Каире, где его родители находились в командировке. Но из-за вспыхнувшей в Египте неизвестной эпидемии, его мать уезжает «от греха подальше» в Москву, где и рождает будущую рок-звезду. В детстве увлекался футболом, трижды был чемпионом Ленинградского района Москвы на приз «Кожаный мяч». Ещё в школе, в 1974 году Армен Григорян основал группу «Чёрные пятна», а в 1977 году, поступив в Московский авиационный институт на факультет радиоэлектроники, совместно с Евгением «Джоном» Хомяковым и Александром «Стивом» Севастьяновым организовал группу «Атмосферное давление».

В 1983 году организует рок-группу «Крематорий», которая поначалу выступает на квартирах и вскоре быстро набирает популярность в рок-кругах столицы, а затем и на всесоюзном уровне (после выхода в 1986 году альбома «Иллюзорный Мир»). Тогда же группа «Крематорий» на фестивале Московской рок-лаборатории получила «Гран-при». В 1988 году записывается и выходит самый известный альбом группы — «Кома». Журнал «Аврора» назвал «Кому» одним из лучших альбомов года. На песню «Мусорный ветер» был снят клип, показанный по телевидению, а остальные песни с этой пластинки — «Реанимационная машина», «Безобразная Эльза», «Клаустрофобия», «Хабибулин», «Кондратий», «Пир белых мумий», «Гончие псы» и «Харе Рама» стали хитами. После этого в 1988 году «Крематорий» начал свою гастрольную деятельность.

В 1994 году снимается фильм «Тацу» с участием Насти и «Крематория», получившийся довольно слабым и не поступивший в прокат, что не помешало использовать его как основу ряда видеоклипов группы. В 1990-х годах «Крематорий» ведёт активную творческую жизнь, выпуская в свет новые альбомы и гастролируя по бывшему Союзу и по русскому зарубежью (концерты в Израиле, Германии, США). Группа пользуется вниманием критиков и остаётся любимой многочисленными фанатами.

К самым известным хитам группы «Крематорий» относятся такие песни, как «Мусорный ветер», «Безобразная Эльза», «Маленькая девочка», «Сексуальная кошка», «Крематорий», «Лепрозорий», «Таня», «Клубника со льдом», «Аутсайдер», «Хабибулин», «Кондратий», «Последний шанс», «Три источника», «Катманду» и др.

В последнее время Григорян пытается выйти на новый виток творчества и создаёт сольный проект «Третий Ангел» («3' Ангел»). В 2006 году выходит альбом «Третьего Ангела» «Китайский танк». Группа «Крематорий» во главе с Арменом при этом продолжает действовать параллельно. Григорян стал единственным артистом за всю историю фестиваля «Нашествие», который выступил на фестивале с двумя действующими группами.

Григорян также самореализуется как художник, в 2000-е годы открыв ряд персональных выставок и выпустив каталог собственных работ.

Армен Сергеевич активно участвует в благотворительной программе популяризации музыкального образования LearnMusic Проводит бесплатные мастер-классы по музыке, с целью привлечения молодежи к музыкальному образованию.

Имя Григоряна трижды включалось в ежегодный список «100 известных армян, проживающих в России», по версии читателей газеты «Ноев Ковчег» (2007, 2008 и 2009 гг.)

В 2008 году, после шестилетнего перерыва, выходит 14-й по счёту номерной диск «Крематория», получивший название «Амстердам». Благодаря признанию слушателей, заглавная песня «Амстердам» неоднократно поднимается на вершину хит-парада «Чартова Дюжина» «Нашего радио», занимает второе место по итогам года и четвёртое место по длительности пребывания в «Дюжине» за всю историю ее существования, а сам альбом в конце 2008 года получает «Золотой Диск» от Всероссийской ассоциации производителей фонограмм за выдающиеся результаты продаж.

СЕМЬЯ
Отец Армена Григоряна, Сергей Аристакесович, был авиаконструктором и дипломатом-востоковедом. 
Мать — Аида Михайловна (родом из армянского города Горис) — была химиком-микробиологом.
Состоит в неофициальном браке с директором группы "Крематорий" Наталией Серой. 
У Григоряна четверо детей: Григор (24 года), Елизавета (23 года), Анна-Катерина (16 лет), Ксения (14 лет).

ДИСКОГРАФИЯ  гр. ~К Р Е М А Т О Р И Й~
1983 — Винные мемуары
1984 — Крематорий-2 (psevdo-live)
1986 — Иллюзорный Мир
1988 — Кома
1989 — Живые и Мёртвые (лучшее)
1989 — Клубника со льдом, или Любовь до гроба
1991 — Зомби
1992 — Unplugged (live, акустика)
1993 — Двойной альбом (лучшее)
1994 — Танго на облаке
1995 — Текиловые сны
1996 — Микронезия (дилогия)
1996 — Гигантомания (дилогия)
1996 — Концерт в Горбушке (live)
1997 — Ботаника
1998 — Трилогия. Часть первая: 1983—88 (сборник)
1998 — Трилогия. Часть вторая: 1988—93 (сборник)
1998 — Трилогия. Часть третья: 1993—98 (сборник)
1999 — Неизданное (сборник раритетов)
2000 — Три источника
2000 — Fan-Tom (лучшее, сборник)
2001 — Реквием для всадника без головы (ретро)
2002 — Мифология
2002 — Сирены Титана (лучшее)
2003 — Рок’N’Roll
2004 — Юбилейный (20 лет) (CD + DVD, live)
2008 — Амстердам
2009 — XXV Лет — The Best (2CD, лучшее + аудиокнига)
2013 — Чемодан президента
2006 (сольный альбом) — Армен Григорян и «3' Ангел» — Китайский танк

БИБЛИОГРАФИЯ
А. Григорян. Проза, стихи. «Земные дороги ведут не в Рим». Северодвинск, рок-библиотека «Кайфа» (1992)
А. Григорян. Песни. «Клубника со льдом». Москва, Эксмо-Пресс (2002)

ФИЛЬМОГРАФИЯ
1994 — Тацу
2008 — Как найти идеал

ВЗГЛЯДЫ
Из интервью журналу «LюMON»:
«…Не пишу песни, которые можно причислить к плагиату. У меня нет Эльз № 555, мусорных ветров № 600. Все должно быть написано таким образом, чтобы создавать исключительную данному образу картинку. В следующем альбоме „Крематория“ портретная галерея неповторимых образов будет продолжена. А какие образы появятся, поживем — увидим.

…Может показаться шизофренией, но в музыке иногда, если вы слышите Верди, например, „Аиду“, то у вас, безусловно, возникают ассоциации с египетскими ароматами, маслами. Если что-нибудь немецкое, того же Вагнера, появляется запах баварской чистоты, замков, рождается из ниоткуда цветочный аромат, свойственный только этой стране.

…Иногда запахи парфюма нужно подбирать к той женщине, с которой вы собираетесь встретиться. Иначе ничего не получится.

…Можно играть в разных местах: в стоячих клубах, в драмтеатрах, в кабаках, вплоть до квартиры. Каждый раз настроение, атмосфера меняются. И тогда я пробую другую концовку какой-то песни. Микс и коктейлизация музыки возможны только на концерте. Поэтому мы любим давать концерты. На альбоме, к большому сожалению, выходит один вариант.

…Сейчас многие мои друзья, которые путешествуют, не утруждают себя думами, что мне подарить. Есть два варианта: открывалки и шляпы. В этот день рождения надарили много шляп из Таиланда, из Перу. Но самое главное — шляпу ручной работы, сделанную по моему рисунку. Я все время пытался подобрать шляпу, которую видел в своих снах, знал, что она мне подойдет. Но ни здесь, ни на Западе не мог найти такой. А „Ночные Волки“ подарили мне именно такую! Теперь я её на концерты надеваю.

…Становясь человеком-брендом, важно при этом оставаться все-таки человеком, а не превращаться в бренд.»

В И Д Е О М А Т Е Р И А Л Ы