Сергей Ястржембский о разном...

В этой ТЕМЕ... Сергей ЯСТРЖЕМБСКИЙ: вне политики (ч.1) и «Магия приключений» C.Ястржембского (38 выпусков)

29.04.2017 ~ Лина Саримова ~Пресс-секретарь Бориса Ельцина о шоке от ареста Улюкаева, излишней толерантности Пескова к журналистам и охоте на анатолийскую серну

«Я охотился на слонов в тех местах, где существует их переизбыток»

— Сергей Владимирович, вы сами страстный охотник и в то же время, озаботились темой защиты природы. Нет ли здесь противоречия? Возможно, вы отказались от охоты после увиденного?

— Нет, я не отказался от охоты, и здесь нет никакого противоречия. Более того, второе вытекает логическим образом из первого, потому что многие охотники, видя, что происходит с дикой природой, видя, угрозу исчезновения тех или других видов, первыми поднимают свой голос в защиту животных. Охота, как вы понимаете, не может существовать без диких животных, а для того, чтобы эта охота продолжалась, нужно предпринять какие-то меры для защиты этих диких животных.

Трофейная охота, которой я занимаюсь и занимаются тысячи людей по всему миру, предполагает безусловную оплату этого дорогого удовольствия. Часть этих денег идет как раз на сохранение дикой природы и на защиту животных от браконьерства. Если не будет охоты (такой парадоксальный, может быть, для некоторых несведущих людей я сделаю вывод) — не будет диких животных. Причем, они исчезнут очень быстро. Трофейные охотники являются барьером между дикими животными, браконьерами и местными общинами в Африке, Азии. Если бы они потеряли свою экономическую стоимость (а она определяется именно охотой), то они бы были просто уничтожены. Животные очень часто рассматриваются местным населением, как конкурент в борьбе за доступ к воде, пастбищам. Поэтому, если нет охоты, местное население их уничтожает.

Что касается известных охотников, которые много внимания уделяли защите дикой природы, то я могу назвать вам известного политического деятеля Южной Африки начала XX века Пауля Крюгера — он был охотником и создал первый в Африке крупнейший национальный парк, который существует и по сей день. Я также называл резервацию Селус в Танзании, так она носит имя очень известного профессионального охотника, который также был защитником животных. Помимо этого, в начале 20-х годов, один из самых известных в то время американских президентов Теодор Рузвельт, также совмещал охоту с защитой дикой природы. Это естественное развитие человека, который видит, что происходит в дикой природе, и начинает бить тревогу, когда понимает, что нужно спасать то или иное животное.

«Животные очень часто рассматриваются местным населением, как конкурент в борьбе за доступ к воде, пастбищам. Поэтому, если нет охоты, местное население их уничтожает». Фото yastrebfilm.com

— Если не секрет, какова ваша самая крупная добыча?

— Ну я охотился на тех же слонов в тех местах, где существует переизбыток (есть и такая проблема в некоторых странах). Скажем, в Зимбабве и Ботсване, где количество слонов превышает (это научно доказано) тот уровень, который может выдержать дикая природа.

Были и медведи. Вопрос не в крупности, не в количестве мяса, потому что оно нас не интересует — нас интересуют трофеи — это клыки, те же бивни, рога и так далее.

Что касается охоты, то это погоня не за конкретным животным, а за эмоциями, прежде всего, за переживаниями, путешествиями, за преодолением себя. Вот это все входит в понятие охоты. А не то, что ты приехал в какую-то страну, расчехлил свой карабин, выстрелил и уехал.

Я буквально недавно вернулся с охоты на анатолийскую серну. Два дня я охотился в горах под снегопадом, в тумане. Каждый день мы где-то по восемь-девять часов находились в горах, спускались и поднимались, вымотанные, что называется, «в дым». Погода не позволяла нам взять этот трофей, и только на третий день удалось это сделать, благодаря тому, что погода улучшилась. Вот такие тяжелые охоты запоминаются на всю жизнь. Ради этого мы, собственно говоря, этим и занимаемся.

«Песков слишком часто отвечает на те вопросы, которые не касаются Кремля»

— Сергей Владимирович, скажите, откуда в вас страсть именно к документалистике?

— Может быть, от журналистики, потому что я многие годы провел в этой сфере. Я семь лет проработал в Праге в журнале «Проблемы мира и социализма», потом у меня был свой журнал VIP для лидеров и о лидерах, который существует до сих пор. Я много писал в разных российских изданиях. В общем, на мой взгляд, журналистика очень близка к документалистике. Документальное кино — это тоже в своем роде журналистика. Просто в кино используется другой язык — язык образов. Журналистика, в классическом понимании, это более сухой вид творчества.

«Я серьезно увлекаюсь фотографией — здесь у меня есть определенное имя, которое было заработано на десятках выставок. Существует примерно 8-9 персональных альбомов, которые я выпустил. Это тоже очень близко к документальному кино». Фото dolcevita-magazine.com

Вторым «истоком» является то, что я серьезно увлекаюсь фотографией — здесь у меня есть определенное имя, которое было заработано на десятках выставок. Существует примерно восемь-девять персональных альбомов, которые я выпустил. Это тоже очень близко к документальному кино.

Ну и в-третьих, документальное кино, в отличие от художественного, позволяет о многих реальных проблемах говорить прямым текстом, жестко и правдиво. Конечно, если вы снимаете настоящее документальное кино, а не занимаетесь политкорректностью. Вот это мне тоже нравится.

— Вы на протяжении нескольких лет занимали высокие посты в правительстве: скажите, как и почему у вас произошел переход от политики к этнографии, фотографии и режиссуре?

— Я отдал государственной службе 30 лет, как посол и как чиновник в администрации президента, как пресс-секретарь президента и его помощник. Я считаю, что это достаточное время для того, чтобы проявить себя на государственной службе. По прошествии этих лет мне кажется, что я многого добился на этой ниве.

Мне просто захотелось, пока есть время и здоровье, попробовать себя в других сферах — вот поэтому я выбрал фотографию, документальное кино, обратив внимание именно на этнографию, на путешествия, на защиту дикой природы — то есть, на те темы, которые мне всегда были близки.

— В одном из интервью вы говорили о том, что вас якобы «попросили» из политики в 1998 году. А в 2008-м вы ушли сами» Но в 98-м, если не ошибаюсь, вы занимали должность заместителя премьера Москвы. Не могли бы вы прояснить этот момент? 

— Я тогда выразился несколько по-другому: в 98-м году меня «попросили» из Кремля, уволив с должности заместителя главы администрации президента, а в 2008 году я сам попросился из Кремля. Речь шла не о политике. Уйдя из Кремля, я, как вы совершенно верно сказали, ушел в другую нишу политики и стал вице-премьером правительства Москвы.

— Не могу не попросить вас, как бывшего пресс-секретаря Ельцина и Путина, прокомментировать упреки в адрес Дмитрия Пескова, которого часто обвиняют в том, что на вопросы журналистов о каких-либо событиях в стране, он отвечает, что руководство не в курсе ситуации.

— Песков — профессиональный пресс-секретарь, я бы считал, что он наоборот слишком часто отвечает на те вопросы, которые не касаются Кремля. Особенно, на то, что касается спорта, допинга и каких-то бытовых историй.

Что касается его реакции на вопросы, касающиеся реакции правительства, то замечу, что у правительства есть собственный пресс-секретарь, и он правильно делает, что отсылает к ним.

«С Владимиром Владимировичем не виделся с 2008 года»

— При вас произошла отставка Ельцина, вы являлись его помощником, а затем заняли аналогичную должность уже при Путине — спустя годы, что вы можете сказать о том переходном периоде?

— Ну Россия постоянно находится в каком-то переходном периоде — у меня такое впечатление. Думаю, в том переходном периоде надо оценивать мужество первого президента России, который, найдя преемника, понимая, что физически он не готов продолжать выполнять свои обязанности, досрочно передал власть в руки Путина и, в общем, создал прецедент очень интересный и, мне кажется, заслуживающий внимания России. Трудно себе представить других политических деятелей того же периода, которые могли бы это сделать.

На саммите Россия — Европейский союз в Хельсинки. 24 ноября 2006 г. Фото kremlin.ru

— 90-е все вспоминают по-разному, но если говорить о свободе слова и самовыражения, об искусстве, тогда условия были комфортнее, чем сейчас?

— Я считаю 90-е прекрасными годами, потому что это были годы надежд, годы больших порывов, годы, когда люди начали понимать, что они могут сами что-то делать в этой жизни, добиться чего-то в бизнесе, добиться чего-то в искусстве, журналистике, когда действительно была свобода прессы, свобода слова даже с перехлестом.

Конечно, 90-е были наполнены большими проблемами и серьезными крушениями. С другой стороны, так всегда бывает, когда страна переходит из одной эпохи в другую — из эпохи тоталитаризма и полного государственного контроля над экономикой в эпоху относительной хотя бы демократии и рыночной экономики. Я считаю, что эти годы принесли России очень многое, хотя, конечно, были серьезные проблемы, о которых многие люди помнят, и я их тоже хорошо понимаю.

— Отдалившись от политики, вы продолжаете следить за политической жизнью страны?

— Сейчас я очень далек от политики, но, если вы не следите за политикой, то политика будет заниматься вами, поэтому, конечно, я нахожусь в курсе основных событий и отслеживаю их хотя бы по интернету. Но политикой совершенно не занимаюсь, хотя, видите, этот фильм, который мы сняли, безусловно политический, поскольку все темы, которые мы в нем поднимаем, носят политический характер. Поэтому полностью от политики уйти, снимая такое кино, невозможно. Конечно, когда снимаешь фильмы о жизни племен, то гораздо проще «замкнуться в раковине» и не заниматься текущей политической повесткой.

— Если вы следите за новостями, то наверняка слышали про Улюкаева: как вы думаете, что это?

— Эту тему не комментирую. Это шок. Правильно кто-то сказал, что это событие вызвало шок — аналогичная реакция и у меня. А что за этим стоит и прочее — это надо находиться внутри, вариться в этом бульоне внутренней политики России. Я же нахожусь далеко от этого.

— Поддерживаете ли вы связь с бывшими коллегами? Остался ли кто-то из них в аппарате?

— Конечно, остались некоторые люди. Эпизодически, да поддерживаю контакт, но это очень редко.

— А с Владимиром Владимировичем?

— С Владимиром Владимировичем не виделся с 2008 года.

— Как давно вы навещали Татарстан? И знакомы ли вы с нашими первым и вторым президентами?

— В Татарстане, к сожалению, был очень давно. С огромным уважением всегда относился и отношусь к Минтимеру Шаймиеву, которого считаю мудрым и тонким политиком.

— Напоследок хочу спросить, не планируете ли вы возвращение в политику?

— Нет, ни на секунду не появлялось такого желания. И надеюсь, не появится (смеется).

Конкуренция с Ди Каприо и сжигаемые «десятки миллионов долларов»

— Сергей Владимирович, ваша документальная картина «Кровавые бивни» стала конкурентом ленты, спродюсированной Леонардо Ди Каприо. Вы смотрели трейлер фильма-конкурента? Какие впечатления?

— Я недавно видел фильм Ди Каприо, посвященный защите окружающей среды, но фильма по слонам еще не видел, как и любого материала, связанного с этой картиной. Да и трейлер все-таки не такое серьезное впечатление может оставить. Это впечатление может быть и обманчивым — между трейлером и фильмом гигантская разница. Двухминутный материал вряд ли может дать полную картину.

— Ожидали ли вы, что попадете в «оскаровский» лонг-лист? Возможно еще на этапе создания картины, были некие надежды?

— Нет, не ожидал. Когда вы создаете картину, вы думаете о том, чтобы сделать ее, а уже потом думаете о том, на какие фестивали ее продвигать, и меньше всего думаешь о наградах. Вот, как сделаешь работу, тогда уже можно делать следующий шаг. Существует жесткая периодизация, поэтому, начиная картину, я думаю, мало кто задумывается о будущих наградах.

— Почему вы вдруг озаботились проблемой уничтожения слонов? Какие ресурсы были задействованы при создании картины?

— Что касается самого фильма, то мы начали его снимать три года назад. К нему моя студия подошла с хорошим багажом картин, которые мы снимали, в том числе и в Африке — к тому моменту нами было снято порядка 70 фильмов. Съемки проходили в тридцати странах мира. Только операторов у нас работало 30 человек из разных стран — это поистине международная команда, международный проект.

Сделав фильм в стиле журналистского расследования, мы проследили цепочку преступления: от места зарождения — в саванне или в лесах Африки, где действуют браконьеры, затем мы показываем, как нелегальная слоновая кость попадает в различные транзитные страны, скажем в те же Филиппины, а дальше мы проследили ее путь до главного потребителя всей легальной и нелегальной слоновой кости, которым является Китай — больше 90% нелегальной слоновой кости идет на китайский рынок. Таким образом, у нас получилось полноценное журналистское расследование от начала преступления до его конца, когда мы показываем, как происходит сбыт нелегальной слоновой кости и предметов, произведенных из нее.

Кадр из фильма «Кровавые бивни». Фото filmpro.ru

Конечно, мы обратили внимание на эту проблему неслучайно. Дело в том, что я многие годы занимаюсь охотой, и в 97-м году я открывал свою африканскую охоту поездкой в Танзанию — в знаменитую резервацию Селус. Тогда я был поражен самой Африкой, как говорится, «запал» на нее. Вместе с тем я был поражен количеством слонов, которых я видел в Селусе. Фактически в каждый день охоты мы видели большие группы слонов. С того момента прошло достаточно много лет, и я приехал туда снова — это было где-то в 2013 году, и увидел совершенно другую картину. Во-первых, было большое количество гиен, за две недели я не увидел ни одного живого слона. Гиены расплодились из-за того, что там был просто массакр, массовое уничтожение слонов. За этот период количество этих животных в Танзании уменьшилось катастрофически — со 100 тысяч до 12—15 тысяч. К тому времени ко мне в руки начали попадаться материалы, которые говорили о невероятном буме браконьерства в Африке. Именно это меня подтолкнуло к тому, чтобы начать снимать этот фильм.

— То есть, прямо на ваших глазах происходили задержания и уничтожалась добыча браконьеров? И, к слову, как вообще принято поступать с нелегальной слоновой костью?

— Да, на наших глазах происходили аресты контрабандистов, аресты браконьеров, допросы. Мы сами помогали задерживать торговцев в Дакаре — принимали скромное участие в операции по пресечению торговли слоновой костью.

Что касается судьбы задержанной слоновой кости, по сути дела, есть только два выхода: она либо оседает на складах африканских государств, где задерживается, и хранится там до лучших времен. Либо она на какое-то время оказывается на этих складах, а потом сжигается. Я считаю, и мы в фильме об этом говорим, что последнее решение проблемы абсолютно контрпродуктивно и глупо, потому что сжигаются десятки миллионов долларов, которые могли бы быть использованы для охраны окружающей среды и тех же слонов.

— «Нью-Йорк таймс» указывает в своей рецензии на некоторую неровность съемок — вы с этим замечанием согласны?

— Неровность съемок совершенно очевидна. Треть материала снята скрытой камерой. Когда вы снимаете скрытой камерой там, где не разрешено снимать, там, где вас просто физически могут выставить, условно говоря, из ювелирного магазина или из мастерской, где работают с нелегальной слоновой костью, вы не можете обеспечить качество съемок. Журналистское расследование предполагает то, что будут неровности съемок. Это не паркетные съемки это фильм, снятый в очень тяжелых условиях.

Человек, привыкший видеть Кремль изнутри - теперь с удовольствием созерцает его снаружи.

Годы, проведенные бок о бок с первыми лицами, бесспорно, наложили свой отпечаток на личность дипломата, однако за последнее время он успел основательно стереться. Все-таки пять лет съемок и путешествий по всему миру сделали свое дело. После ухода из политики в 2008-м году имидж Ястржембского заметно изменился. Вместо привычного костюма – яркий свитер. И осанка не такая строгая. Однажды в интервью Сергей Владимирович признался: «Из моих снов исчезли кошмары, сны стали цветными, у них появились сюжеты».

– Жизнь, конечно, изменилась кардинально. За все это время я не купил ни одного костюма, ни одного галстука и чувствую себя прекрасно, – с улыбкой заметил экс-политик. – Я перестал смотреть на часы, я стал полностью располагать своим временем. Могу заранее намечать съемки, заказывать маршруты. Правда, полностью вырвать себя из политического контекста не получается. Все-таки я жил в политике 30 лет и по-прежнему слежу за тем, что происходит в мире. Тем более, что это нужно для организации наших экспедиций. К примеру, некоторые племена, которые нас интересуют, живут в такой обстановке, что ехать к ним попросту рискованно. Скажем, племя туарегов, которое раскидано по Сахаре, где-то в пяти странах. Там везде действуют радикальные исламские группировки, которые либо берут европейцев в заложники, либо расстреливают.

– Скажите, а каким образом вы превратились в кинодокументалиста?

– Почувствовал, что у меня уже накопился богатый опыт как у фотографа и путешественника, и решил двигаться дальше. Так была создана собственная киностудия «Ястребфильм».

– Признайтесь, волновались, начиная авторский проект «Магия приключений» на центральном ТВ?

– Переживал, не скрою. Знаете, вспоминаю свои первые стенд-апы, записанные на дюнах в Марокко,— тогда меня, конечно, заметно колотило. Но со временем освоился. И сейчас уже никакого волнения в роли ведущего не испытываю. Да и весь съемочный процесс постепенно наладился. Стали работать в команде гораздо быстрее.

Скрытый кадр

– А когда же вы успевали заниматься фотографией, да еще так серьезно, будучи на госслужбе в Кремле? – Своим первым учителем я считаю очень известного мастера Льва Мелихова. Мы начинали с того, что фотографировали помойки, сосульки, дворы… – Простите, а чем интересны помойки?!

– А что, они бывают очень даже живописные! – с улыбкой заверил мой собеседник. – Мелихов говорил: «Я буду снимать, и ты будешь снимать. А потом сравним. Делай как я, но по-своему». И я очень много снимал, причем в разных жанрах.

– Путин знал об этом вашем увлечении?

– Поначалу нет. Я даже выставлялся всегда под псевдонимами, чтобы журналисты ничего не проведали. Но потом принес президенту мой первый альбом с Кремлем: то были очень необычные съемки с крыш дворцов и соборов, с башен, изнутри. Благодаря должности, меня пускали с сопровождающим туда, куда обычные люди не ходят. И Путин сказал: «Не представляю, как это было снято. Надо будет самому побольше по Кремлю походить».

– А как вам удалось достичь таких высот в жанре аэрофотосъемки, учитывая, что работать приходится в сложных условиях, на приличной скорости?

– Первая аэросерия получилась фактически спонтанно. Просто оказался несколько раз на борту небольших самолетов и вертолетов и сделал ряд любопытных снимков. А потом эксперты, кому я их показывал, отметили, что лучше всего у меня получается работать именно в этом формате.

– Насколько я знаю, в декабре 2008 года у вас прошла первая выставка «Аэроимпрессионизм» в одной из лучших галерей Флоренции.

– Это были сюжеты, в которых нет городов, только земля… Итальянские галеристы тогда сказали: «У тебя получается выхватывать то, что другие не видят». Тут ведь важно поймать особенный рисунок, игру цвета и формы. К примеру, трактор начинает ездить по кругу, и вот этот круг, окруженный зеленой поляной, создает уникальную картинку. Настоящий импрессионизм…

– Поделитесь, как и где вы находите сюжеты для своих работ.

– Я отталкиваюсь от натуры. Главное, знать, куда и в какой сезон ехать. В той же Ботсване или ЮАР жарким летом яркие краски выгорают под лучами испепеляющего солнца. Зато весна, когда расцветает саванна, идеальна для съемок. А вот Тоскана хороша в любое время года.

– А много фототехники вы берете с собой на съемки? – Как правило, два одинаковых фотоаппарата и большое количество различных объективов.

Люди и другие животные

– Как вы выбираете темы и маршруты для документальных съемок? – Мы едем в основном туда, где живут по-другому. Хотим сделать своего рода Красную книгу редких и малых народов.

– Как вы договариваетесь о съемках с людьми из диких племен? Я слышала, они очень неохотно подпускают к себе посторонних людей, тем более журналистов.

– Вы правы. Есть вещи, к которым они белых людей вообще не подпускают. Например, к таинственному ритуалу общения с предками. Говорят, духи запрещают. Бывали такие случаи и в Намибии, и в Бурятии, и на байкальском острове Ольхон, когда мы хотели снимать шаманов для отдельного цикла сюжетов по возрождению шаманизма, но получили отказ, причем в агрессивной форме. Однако мы прекрасно понимаем причины таких отказов и никогда не обижаемся.

– А вы сами верите в силу шаманов? – Раньше у меня был скепсис по отношению к таким вещам, пока не столкнулся с подобными практиками сам. 

– Когда вы встречаетесь с обычаями, которые не укладываются в нашем привычном сознании, ощущаете дискомфорт? Как вы вообще находите общий язык с людьми, которые живут в какой-то совершенно иной реальности?

– Для дипломата, в сущности, нет разницы, с кем общаться – с политиками или с племенами… При работе за рубежом проблем у нас практически не возникает. Все-таки подготовка каждой экспедиции длится больше года. А бывает, и по два года. Кроме того, у нас есть свои «разведчики» – гиды, которые заранее приезжают на будущее место съемок и договариваются со старейшинами, обсуждают условия нашей работы. Где-то нужно дать денег, где-то расплатиться продуктами – сахаром, растительным маслом, мукой. Или нужными вещами – кастрюлями, ложками, одеялами, керосином. Контакт обычно налаживается где-то к третьему дню. А если удается вместе поохотиться или порыбачить, и того быстрее.

Дети Бледного Лиса

За время своего существования студия «Ястребфильм» создала более 60 документальных фильмов о редких племенах, экзотических странах, уникальных традициях исчезающих народностей, и они с успехом выходили в эфир в авторской программе Ястржембского «Магия приключений». Но особенно яркой получилась отдельная полуторачасовая картина «Африка — кровь и красота», в которую вошел весь уникальный материал об Африке, отснятый за эти годы.

Группа Ястржембского побывала и в дождевых лесах Камеруна у пигмеев бака, и на западе Африканского континента, в государстве Мали, – у догонов, которые верят в свое космическое прошлое и считают, что их предки пришли на Землю со звезды Сириус из созвездия Большого Пса. Название племени придумали путешественники, оно происходит от английского Dog Star – «Звезда Собаки». Сами же догоны именуют себя Детьми Бледного Лиса.

– Чувствуется, что к Африке у вас особое отношение.

– Это потому, что я бесконечно влюблен в этот континент. Для меня Африка – как глоток кислорода, я без нее не могу… Все началось в 1997 году, когда Ельцин впервые отпустил меня на неделю в отпуск, и я отправился в Намибию на охоту. То было мое первое сафари! И ничего сильнее тех ощущений я не испытывал никогда в жизни. Ну, кроме, конечно, рождения детей… Как будто пробка из шампанского вылетела, ну просто вулканически рвануло изнутри!

– Именно тогда у вас проснулся такой жгучий интерес к путешествиям?

– Намного раньше, еще в детстве. Я же вырос на книгах Стивенсона, Жюля Верна, Марка Твена, Хемингуэя… Еще тогда мечтал о настоящих приключениях.

– Если честно, скучаете по работе в Кремле?

– А по чему скучать? С кем были хорошие отношения, с теми я по-прежнему сохранил прекрасные отношения. А с кем нет, с теми и сохранять нечего.

– Но в принципе, желание остаться в политике было?

– Никакого. Там я себя уже полностью реализовал и ходил по кругу. Главным было психологически адаптироваться к новой жизни. Но когда я освоился в документалистике, понял, что правильно сделал.

Стороннему наблюдателю порой кажется, что в таких экспедициях больше развлечения, чем работы. Мол, только и забот, что наслаждаться красивыми видами. Однако это глубокое заблуждение. Такие экспедиции не имеют ничего общего с экстремально-гламурным отдыхом посреди джунглей, который так любят некоторые искатели приключений и охотно платят немыслимые деньги за проживание на кронах деревьев или в комфортных шатрах, к которым могут подойти вплотную слоны и носороги. Как говорит Сергей Владимирович, это лишь имитация жизни в диких условиях. В то время как документалистам приходится окунаться в самую настоящую дикую реальность. К тому же в тех местах, куда они отправляются на съемки, отдохнуть в принципе трудно. Как правило, это тысячи километров на самолете, жесткие погодные условия, импровизация в общении с людьми из другого мира, и каждая минута съемок на счету. Все подчинено конкретной цели. Перевести дух можно разве что вечером у костра, со стаканчиком виски, который истинные путешественники всегда берут с собой, в том числе из медицинских соображений. Как говорят в таких случаях, это не алкоголь, это витамины…

Охота во имя спасения

– Для людей, которые занимаются политикой и большим бизнесом, охота – способ психологической реабилитации, возможность скинуть негатив, – заметил Ястржембский. – Первый раз мне предложили поехать на охоту, когда я был послом России в Словакии. Мой друг, Вильям, добыл кабана и смотрел на мою реакцию, когда мы свежевали зверя.

– И какая была у вас реакция? – Никакой. После той охоты Вильям подарил мне карабин и амуницию. – А на кого вы охотитесь – на слонов, на носорогов?

– В том числе. Так, охота на лесного слона в дождевых лесах Камеруна была очень тяжелой. Вообще лесные слоны в два раза меньше саванных. Саванные весят пять тонн, а лесные – две с половиной. Они живут в тропических дождевых лесах с видимостью 10–15 метров. Бывало, люди подходили к ним на расстояние вытянутой руки, но не стреляли, потому что не понимали куда.

– Дикие слоны нападают на людей?

– Смотря какие. Самки с малышами и молодые самцы могут атаковать сразу. А более взрослые предпочтут уйти.

– Дикие животные боятся людей?

– Все в животном мире знают, что человек охотится, и стараются его избегать. Это генетическая память. Сытый лев никогда не будет на вас нападать. Лев голодный, подраненный или больной – другой вопрос.

– А в заповеднике?

– Поведение животных в заповеднике и в диком лесу отличается кардинально. В заповеднике порог безопасности у зверей гораздо ниже, чем в дикой природе. Животные знают, что там их никто не тронет. А тех, кто нападает на туристов, отстреливают. Потому что людоеды опасны.

– Но по какой причине звери в заповедниках становятся людоедами?

– Это либо старые животные, которые уже не могут охотиться на антилоп и зебр, либо подранки, которые мстят человеку. Хотя в заповедниках, как правило, подранков не бывает.

– У вас, наверное, есть самый главный, любимый трофей? – К любимым относятся те трофеи, которые добываются с трудом. Например, гималайский тар. Я добыл его на высоте почти 4000 метров, это было в Непале. А горы – это огромный вызов для человека. Потому что на высокогорье невозможно бегать и подобраться к зверю на расстояние выстрела крайне сложно. Люди по три-четыре раза приезжают за одним животным. Но я тогда задался целью добыть этого тара любой ценой, лишь бы только за ним не возвращаться. Потому что во время этой охоты повредил мениск, поранил глаз. Зато теперь, когда смотрю на свой трофей, получаю большое удовольствие.

– Понятное дело, что ярыми охотниками движет спортивный азарт. А чувство жалости к будущей добыче хоть иногда возникает?

– Вы знаете, что трофейная охота – единственный способ сохранить животных на планете? – В каком смысле?

– В прямом. Благодаря трофейной охоте многие виды редких животных были официально исключены из Красной книги. Например, белый носорог. Дело в том, что трофейные охотники принципиально отличаются от тех, кто убивает зверя ради пищи. Впервые принципы системной трофейной охоты ввели в ЮАР, строго все зарегламентировав. По науке, в год можно изымать только 10 процентов каждого вида животных: это не мешает нормальному репродуцированию поголовья. Если, скажем, охотиться на самцов львов старше шести лет – нет никакой угрозы для существования льва в дикой природе. А суть трофейной охоты в том, что люди платят за это развлечение приличный взнос в государственную казну. Стоимость некоторых животных определяется даже на аукционах и составляет десятки тысяч долларов. Часть из этих денег уходит на охрану, подкормку и создание ферм для разведения животных. Вторая – на налоги. Третья – на поддержку местного населения, которое обычно занимается браконьерством, то есть им платят за то, чтобы они не трогали диких животных. Как вы думаете, сколько ЮАР зарабатывает за счет трофейной охоты?

– Не представляю…

– Так вот, в настоящий момент ЮАР зарабатывает на охоте миллиард долларов в год. И Англия, где полно зверья, в прошлом году заработала нескольких миллиардов фунтов стерлингов, а США так вообще баснословные деньги – 30 миллиардов долларов.

– А как ваши дети относятся охоте?

– Старший сын вообще охоту не приемлет. А средний охотился со мною много раз и, надеюсь, будет продолжать…

Родное племя

– Однажды в интервью вы сказали, что выбираете неизведанное, а возвращаетесь к полюбившемуся. Это значит, что даже после самых экзотических путешествий с удовольствием возвращаетесь к привычной московской суете?

– Безусловно. Потому что не могу представить свою жизнь без Интернета, без новостей, без футбола… – А дети теперь чаще видят вас дома, чем во времена госслужбы?

– Гораздо чаще! Пока работал в Кремле, главным были амбиции, карьера. Зато сейчас времени на семью значительно прибавилось, и от общения с детьми, прежде всего младшими, я испытываю настоящий кайф. Мой старший сын, Владимир, выбрал необычный путь. После МГИМО сразу пошел в диджеи — так у нас еще никто не поступал. Средний, Станислав, – юрист и экономист. А еще у меня маленькие сын и дочка от второй жены, Анастасии, – Милан и Анисья. На вопрос: «Где папа с мамой?» – малыши уже привыкли отвечать: «В Африке!»

Помнится, известный бейс-джампер Юрий Розов рассказывал мне, как его ребенка однажды спросили в школе: «А чем твой папа занимается?» – на что детенок как ни в чем не бывало заявил: «Прыгает с крыш».

– Интересно, а что дети думают по поводу ваших фильмов?

– По поводу фильмов старшие обычно говорят: «Какая жесть! Как ты там вообще столько времени проводишь?!» Но ведь в этом и заключается магия приключений…

Справка russtu.ru

В 2010 году в Доме кино в рамках Московского международного кинофестиваля состоялась премьера документального фильма Сергея Ястржембского «“Калашников” из каменного века» об эфиопском племени сурма, в котором автомат Калашникова стал одним из немногих артефактов цивилизации. Фильм произвел впечатление на продюсеров телеканала «Россия», и Ястржембскому предложили выпустить серию документальных лент.

Справка russtu.ru

Будучи членом Международного сафари-клуба, Ястржембский активно собирает трофеи, охотясь на крупных животных, в том числе на медведей, альпийских серн, туров, слонов, гиппопотамов. На его счету несколько десятков зарегистрированных трофеев. В 2002 году в России получил звание «Охотник года», добыв 28 трофеев!

Справка russtu.ru

Сергей Ястржембский активно фотографирует уже 10 лет, и особенно известны его работы в жанре аэрофотосъемки. На его счету участие более чем в 50 коллективных и авторских выставках в России, Италии, на Кипре и в других странах. Одной из самых ярких стала выставка «Впечатления. Impressions…» в 2009 году в Москве.

Сергей Ястржембский: «Трудная жизнь быстро изнашивает людей.»

На 34-м Московском международном кинофестивале известный политик и дипломат представил свою режиссерскую работу — документальный фильм об исчезающих африканских народах
Кинопремьеру Сергея Ястржембского, в прошлом пресс-секретаря первого президента России Бориса Ельцина, а затем помощника президента России Владимира Путина, посетили кинорежиссер Никита Михалков, миллиардер Михаил Прохоров и другие известные люди. 
«Вообще редко бывает, чтобы человек, имея полный карт-бланш в жизни, во власти, в возможностях, которому предлагается одно «лакомое» место за другим, все бросил и стал путешествовать по миру, по Африке, снимать кино», — представил собравшимся в зале московского кинотеатра «Октябрь» своего друга Сергея Ястржембского президент кинофестиваля Никита Михалков.
«Согласно придворному протоколу наша съемочная группа приветствовала короля на коленях»
На протяжении четырех лет съемочная группа студии Сергея Ястржембского «Ястребфильм» колесила по Африке в поиске интересных сюжетов. Фильм «Африка, кровь и красота» с успехом уже был показан в Париже и Риме и скоро будет представлен во Флоренции.
Фильм «Африка, кровь и красота» — первый российский документальный фильм, рассказывающий о самобытных племенах Африки, которые будто бы выпали из времени. Многие не только не имеют понятия о телевидении, интернете, но даже о таких благах цивилизации, как водопровод и электричество. Их обычаи и нравы порой просто шокируют. К примеру, в эфиопском племени сурма главный критерий женской красоты — количество шрамов на теле. А пигмеи Камеруна обтачивают зубы, чтобы с помощью резцов легче было есть мясо слона.
— Наш фильм — это своего рода «красная книга» исчезающих племен и форм жизни на Африканском континенте, — рассказал «ФАКТАМ» режиссер Сергей Ястржембский. — Их жизнь абсолютно не похожа на нашу. Для этих людей не существует понятия времени — ни будущего, ни прошлого. Они живут сегодня, сейчас, а точнее — вне времени.
Ныне в Африке обитают сотни племен. Есть многочисленные, насчитывающие до полумиллиона человек, к примеру, берберы в Марокко и догоны в Мали. Догоны — одно из самых интересных и загадочных племен. Они считают, что пришли на Землю с планеты Сириус Б, о существовании которой наука до появления телескопа не знала. Догоны же обладали этим знанием гораздо раньше. Они очень талантливы, занимаются резьбой по дереву и изготовлением масок, у них развита культура танца.
Самое же малочисленное племя в Африке — эль моло, проживающее на севере Кении. Его представителей осталось меньше 300 человек.
— Какое из племен дальше всего от цивилизации?
— Трудно ответить на этот вопрос. Конечно же, все эти люди знают о существовании цивилизации и в какой-то степени с ней сталкиваются. Видят ведь самолеты, которые над ними пролетают, время от времени контактируют с туристами и представителями компаний, которые добывают лес в дождевых лесах Африки… Как бы изолированно не жило племя, все равно у людей есть ножи, ложки, фонарики — все это они выменивают на что-то. У некоторых масаев в Кении мы даже видели мобильные телефоны. Наиболее же цивилизованное племя из тех, кого мы снимали, — лози, проживающее в Замбии и насчитывающее около полумиллиона человек. Каждый кандидат на пост президента старается договориться с королем племени о поддержке его подданными на выборах. У всех избирателей — представителей племени есть паспорта. Голосуя, они следуют рекомендациям своего короля.
— Вы общались с королем?
— Да, довольно интересный человек, выпускник Кембриджа. На столе в кабинете его достаточно скромной резиденции, которая размещается в доме, построенном в колониальном стиле в 30-40-е годы прошлого века, — компьютер. Согласно придворному протоколу, наша группа приветствовала короля на коленях. И операторы снимали, тоже стоя на коленях. Когда король входил, мы должны были ему аплодировать. Я вручил дары — кинжал и красивую шкуру бобра. Взамен король подарил нам свободу творчества и свое время.
«Чем больше рубцов от прутьев на спине женщины, тем, считается, больше ее любит мужчина и она его»
— Признаться, многие натуралистические сцены в фильме шокируют. К примеру, дикие ритуалы выбивания зубов, шрамирования… И все ведь совершается в условиях полной антисанитарии?
— Эти условия для них естественны. Такие же, что и при дедах, прадедах. Только однажды при проведении ритуала инициации — обрезания у мальчика крайней плоти — мы видели, что пользовались ножницами и шприцом. В большинстве случаев это делается с помощью ножа и камня. Раны просушивают дымом от костра — как своего рода дезинфекция. Шрамы на теле девушек (во многих племенах шрамы считаются признаком красоты) наносили иголками акации и лезвием, которое никак не дезинфицировалось. Потом рану промывали водой, прикладывали лист какого-то растения…
— И этим же лезвием, без оглядки на СПИД, наверняка шрамировали следующую красавицу?
— Думаю, в племенах нет характерных для цивилизации болезней. Главным образом там страдают от недоедания и нехватки чистой воды.
— Еще потрясает, как стоически люди переносят боль. Ведь все истязания проводятся без всякого наркоза?
— Да, это так. Когда мы снимали шрамирование девушки из эфиопского племени сурма, поразило, что ни один мускул на лице ее не дрогнул. А у эфиопских хамеров, к примеру, существует традиция публичного избиения женщин прутьями. Чем больше рубцов от прутьев на спине женщины, тем, считается, больше ее любит мужчина и она его. Эти шрамы — тоже признак красоты.
— Какая средняя продолжительность жизни в племенах?
— Трудно там найти долгожителей. Хотя многие такими кажутся на первый взгляд. Смотришь на человека и думаешь, что ему за 80, а на самом деле, оказывается, — чуть больше 50. Трудная жизнь быстро изнашивает людей.
— Судя по фильму, в некоторых племенах до сих пор обходятся абсолютно без одежды…
— Дети во многих местах действительно еще ходят без одежды, взрослые стараются все-таки прикрываться. Практически без одежды еще обходятся женщины племени химба в Намибии. У них очень красивые фигуры, а лоснящаяся кожа — шоколадного цвета. Чтобы она была такой, они втирают крем из красной глины и масла из коровьего молока. Такой крем еще и защищает кожу от укусов насекомых и палящего солнца. А в эфиопских племенах сурма и хамер девушки разрисовывают свои тела глиной — рисунок и выполняет функцию нарядов.
Сергей Ястржембский: «Представители эфиопского племени хамер разрисовывают свои тела глиной»

— В племенах свободные сексуальные отношения или действуют какие-то правила?
— Во многих — свободные. Дисциплина начинается после заключения брака. Один пигмей рассказал нам, как жена нанесла ему увечья, заподозрив в неверности. Но есть племена, где приветствуется полигамия. Например, у масаев в Кении. К женщине здесь относятся прежде всего как продолжательнице рода. Две главные ценности племени — дети и скот. Чем больше у мужчины скота, тем он считается богаче и тем больше может позволить себе жен. Одному из героев нашего фильма — 54 года, хотя и выглядит он за 70. У него девять жен, 48 детей и около 800 голов скота. По меркам племени очень богатый человек.
«После чаепития в берберской палатке, где сахар был облеплен мухами, я сразу же выпил приличную дозу виски»
— С какими опасностями вы сталкивались во время экспедиций?
— Бог миловал. Мы очень тщательно готовим каждую экспедицию. Бывает, что подготовка занимает даже до полутора лет. Наши представители заранее едут на места предстоящих съемок, договариваются с местными властями, вождями. Мы никогда не сваливаемся как снег на голову, стараемся избегать каких бы то ни было импровизаций. Это стало бы провалом экспедиции. А поскольку организация ее стоит больших денег, мы должны максимально все оговорить до того, как начать съемки. Например, племя туарегов мы не снимали по той причине, что нам никто не мог гарантировать безопасность. Известно, что туареги похищают иностранцев, запрашивают выкуп или просто уничтожают.
— На каких условиях вы договаривались с вождями?
— Где-то за возможность съемок нужно было дать денег, иногда рассчитывались товарами — одеялами, подушками, керосином, одеждой, фонариками, продуктами питания — мукой, сахаром, растительным маслом…
— А каким-нибудь необычным блюдом вас угощали?
— Местные угощения предлагали везде. Конечно, попробовать экзотические блюда всегда интересно, но мы старались избегать этого, чтобы не выпасть из рабочего процесса. Правда, иной раз все-таки приходилось рисковать. К примеру, в Марокко в берберской палатке в пустыне я не смог отказаться от чая с сахаром, так как берберы очень гордятся чайной церемонией и игнорировать приглашение было бы невежливо.
Пока готовился чай, все наши ребята куда-то сбежали. Остался я один и пил этот чай, несмотря на то, что оператор мне показывал накануне: всю сахарную головку облепили мухи. После чаепития я сразу же побежал к нашей машине и в целях дезинфекции организма выпил приличную дозу виски. К счастью, все обошлось.
Еще раз рискнул в Камеруне, где мы снимали охоту пигмеев на слона. Я там застрелил габонскую гадюку. Из ядовитой змеи пигмеи приготовили жаркое и, надо сказать, очень вкусное. У нее нежнейшее мясо! Однако на всякий случай после трапезы я все-таки выпил виски. А вот наш оператор отравился, поскольку не употребил алкоголь.
— Известно, что вы увлекаетесь охотой и имеете немало рекордных трофеев. Читала, что за один сезон добыли слона, буйвола, льва, леопарда и носорога…
— Охотой я занимаюсь с 1996 года. За это время трофеев, которые попали в Книгу рекордов Международного клуба сафари, около 150. Однако для меня в охоте важны не рекорды. Процесс гораздо интереснее результата.
— На презентации вашего фильма присутствовал миллиардер Михаил Прохоров. Он тоже участвовал в ваших экспедициях?
— Никогда. Михаил — мой давнишний хороший друг. Он просто пришел посмотреть, чем я занимаюсь.
— Бывали ли на охоте в Африке Борис Ельцин и Владимир Путин, с которыми вы работали много лет?
— Нет, Борис Николаевич никогда не бывал в Африке и, к слову, очень жалел об этом. Владимир Владимирович посещал некоторые африканские страны с официальными визитами. Однако в таких поездках времени для охоты не остается.
— Правда, что со своей женой Анастасией вы познакомились в Африке?
— Да, несколько лет назад в Намибии — во время сафари.
— Известно также, что вы увлекаетесь аэрофотографией. Снимать с вертолета со снятой дверью — это ведь большой риск?
— Такие съемки иногда, конечно, очень щекочут нервы. Но поскольку я пристегнут ремнями безопасности, опасности для жизни нет.
— Поделитесь, какие у вас дальнейшие творческие планы?
— Недавно я вернулся из Папуа-Новой Гвинеи, где мы снимали два племени — асматов и дани. Поездка была очень тяжелая. За двенадцать дней — одиннадцать перелетов, пятнадцать часов переправлялись на каноэ, каждый день шли дожди. Конечно, устали и, как говорится, нужно сейчас «перезарядить батарейки». Но уже есть планы на ближайшее будущее. В Латинской Америке хотим снимать шаманов и русских староверов, которые живут в джунглях.

По следам зверя. Режиссёр Сергей Ястржембский снимет фильм о тиграх (АиФ, октябрь 2015)

Известный режиссёр-документалист Сергей Ястржембский в настоящее время готовится приступить к съёмкам картины под рабочим названием «Люди и тигры».

Сергей Грачёв, «АиФ»: Сергей Владимирович, самый очевидный вопрос: как в вашей жизни возник этот проект? Идея фильма возникла случайно или есть какая-то предыстория?

Сергей Ястржембский: Ничего случайного, я думаю, в этой жизни не бывает. Возникновение этого проекта кажется весьма закономерным с учётом того, что фильмы о взаимоотношении человека и дикой природы я со своей командой снимаю довольно давно. Например, совсем недавно мы закончили фильм под названием «Слоновая кость. История одного преступления». Это высокобюджетный масштабный проект о браконьерстве и контрабанде слоновой кости, который мы снимали в 30 странах мира. Фильм об уссурийских тиграх в определённой степени перекликается с проектом о слонах. И в том, и в другом случае на первом плане фигурирует природоохранная тематика. В настоящее время мы готовимся к съёмкам. Планируем начать снимать в начале следующего года.

— А вам до этого приходилось уже снимать тигров в естественной среде обитания?

— Нет, конкретно тигров снимать в дикой природе не приходилось, но тем интереснее будет работать над проектом. В любом случае опыт съёмок диких животных у нас достаточный.

— То есть это будет для вас совсем новый опыт?

— Скорее новый герой, новая глава в «кинокниге», которую мы пишем уже несколько лет. Другое дело, что перед каждыми новыми съёмками идёт процесс накопления новой информации и знаний. Это необходимое условие, чтобы погрузиться в тему, изучить героя фильма со всех сторон. В этот процесс мы уже втянулись. Я несколько недель провёл, изучая литературу о тиграх, об уссурийской тайге, об удэгейцах. Читал о том, что значит тигр для коренных малых народов. Это важный аспект, поскольку тигр для удэгейцев, например, священное, тотемное животное. Но понятно, что помимо, скажем так, теоретических знаний мы будем опираться на практические знания и опыт людей, которые много лет занимаются защитой тигров, знают всю специфику вопроса в современных условиях. Без этого фильм просто не снять. Кроме того, мы уже договорились о сотрудничестве с Российской таможенной службой. Известно, что тигр пользуется огромным спросом на нелегальном рынке в Китае, во Вьетнаме и в некоторых других азиатских странах. Там мясо, органы, кости тигра незаконно используют в фармацевтике, в кулинарии. А раз есть спрос, есть и предложение. И этот устойчивый спрос представляет собой перманентную угрозу для популяции тигров. Возможно, мы сделаем отдельную серию, посвящённую этой проблеме.

— О дикой природе вообще и о тиграх в частности снято уже столько документальных фильмов, столько всего сказано о природоохранной деятельности, что возникает вопрос: а есть ли необходимость в очередном проекте?

— Ну если исходить из позиций такого исторического детерминизма, то можно вообще сложить руки и ничего не снимать, ничего не делать, поскольку всё уже было, всё уже сказано. Любая тема, любая проблема имеет особое временное звучание. Важен взгляд на ситуацию сквозь призму конкретного отрезка истории в контексте настоящего времени. Так что неслучайно мы с помощью кинематографа, литературы возвращаемся к, казалось бы, известным и давно проговорённым темам. Да, про то же браконьерство снято немало документальных фильмов. Но всегда есть шанс раскрыть эту тему на несколько порядков глубже, объёмнее, интереснее всего того, что было снято ранее. Что касается конкретно нашего проекта, то он позволяет взглянуть на проблематику через призму относительно недавно появившейся президентской программы по защите амурского тигра. То, что руководитель страны обратил внимание на данную проблему, — уже само по себе мощный информационный повод.

— Тема исчезновения тигров обсуждается уже не одно десятилетие. Почему этот вопрос до сих пор остаётся актуальным?

— Много лет актуальной, к сожалению, остаётся не только тема исчезновения тигров, но и слонов, носорогов, снежных барсов, человекообразных обезьян. Это факт. Причина, по большому счёту, одна — человек. Вырубка лесов, браконьерство — за всем этим стоят большие деньги, мотивирующие людей на преступления. Враз подобные проблемы, увы, не решаются. Но, если мы не будем говорить об этом, напоминать, эти животные исчезнут с лица земли гораздо быстрее, чем мы можем себе представить. То, что есть люди, которые неустанно бьют в колокол, уже само по себе очень хорошо. И наш фильм будет как раз одним из таких дополнительных стимулов для того, чтобы эту проблему обсуждали. Обсуждали и решали.

СПРАВКА russtu.ru : По состоянию на ноябрь 2016 года режиссер сказал, что закончил монтаж нового фильма, посвященного сохранению амурского тигра. «Думаю, покажем его на следующем Московском кинофестивале», — сказал Ястржембский.

В этой ТЕМЕ... Сергей ЯСТРЖЕМБСКИЙ: вне политики (ч.1) и «Магия приключений» C.Ястржембского (38 выпусков)